Павел Мурузи - Александра Федоровна. Последняя русская императрица

Первый вечер их пребывания в Санкт-Петербурге про­должался недолго. Он быстро закончился по желанию вели­кокняжеских хозяев.

Но прощаясь, они условились о свидании назавтра, пос­ле полудня.

...В глубине души надменная Элла радовалась за свою сестричку. Она уже давно замыслила осуществить эту любов­ную идиллию — ее племянника с ее Солнышком. Она зна­ла, что эта милая девушка умирала от скуки в своем Дарм­штадте, а где цесаревичу найти для себя такую образцовую во всех отношениях невесту, где? Однако прежде следовало бы узнать, понравились ли друг дружке молодые люди?

Почти каждый день цесаревич приходил к Алике, брал ее за руку и вел кататься на замерзшие пруды по соседству. Алике демонстрировала всем свое искусство на льду, — она могла запросто даже исполнить на коньках вальс, и сделать это легко, непринужденно.

Предлогами почти ежедневных встреч становились ужи­ны, приемы, различные мероприятия.

Великая княгиня при любом удобном случае выспраши­вала у царицы Марии Федоровны ее мнение по поводу сво­ей младшей сестры.

— Она просто очаровательна, Элла, не спорю. Но мой сын еще так молод, а ваша сестра тем паче... Неужели вы считае­те, что у них может зародиться серьезное чувство, о котором можно было бы говорить всерьез?

И эта миниатюрная, красивая императрица с копной каштановых волос не скрывала своего скептического отно­шения к замыслу Елизаветы. Но та все время ее теребила, и вот однажды она высказала свое суждение:

— Элла, мне не хотелось бы иметь невестку — немку... Уж ты меня извини. Не забывай, что мой сын — наследник пре­стола. Его положение несколько отличается от положения вашего мужа. Если Судьба водружает вам на голову царскую корону, то не лишне принять чрезвычайные меры предос­торожности.

Великая княгиня была ошарашена таким недружелюб­ным заявлением государыни. Неужели она до такой степе­ни гордилась своим датским происхождением, чтобы позво­лить себе такие замечания? Как может такая женщина, как она, счастливая в браке, мать нескольких детей, обладать такой скудостью ума? Елизавета кисло улыбнулась. Да, ко­нечно, у императрицы красивое лицо, в ней полно шарма, но эта такая маленькая головка! А разве не говорят, что в маленькой башке и мысли коротенькие...

На протяжении всего пребывания в Санкт-Петербурге немецких гостей Алике с Николаем постоянно сближа­лись, — они находили друг у друга общие вкусы, интере­сы, устремления.

Несколько приемов во дворце позволили молодой немец­кой принцессе познакомиться с санкт-петербургским выс­шим светом. Несомненно, императрица шепнула на ухо ка- кой-нибудъ своей фрейлине о своем прохладном отношении к гостье, и, разумеется, весь двор, как по команде, проявлял холодность к несчастной молодой девушке.

Украинские, кавказские княгини, балтийские баронес­сы, да и дамы рангом помельче злословили, укрывшись за своими большими веерами.

— Вы только посмотрите, как безвкусно она одевается... даже на балу где-нибудь в провинции, в Орле или даже Одес­се ни одной достойной женщине не пришла бы в голову мысль так скверно одеваться...

— Знаете, я не скажу, — шептала какая-то светская дура с маленькой диадемой на замысловато убранных буклях на голове, — я не скажу, что она не красива, но такая несураз­ная. Нет, на самом деле, при таком дворе, как наш, подоб­ная креатура не должна появляться... Пусть сперва научит­ся одеваться по последней моде... в полном соответствии со своим высоким положением...

Ее соседка не оставалась безучастной:

— У этих немок такой вид, словно их воспитывали в сол­датской казарме.

Какая-то молодая, более доброжелательная дама, вступи­лась за Алике:

— Что вы, она воспитывалась в Англии... Разве вы не зна­ете, что она — внучка королевы Виктории?

Это замечание вызвало у всех вопль негодования. Мно­гие дамы прыснули со смеха.

— Тоже мне, нашли образец хорошего вкуса и элегант­ности! Да эта королевская английская семейка такая чопор­ная, в ней нет ни грани шарма...

Некоторые недовольные принцессой считали ее невеж­ливой, так как она делала реверансы не достаточно, по их доению, глубокие. Да и говорила она так мало, словно не­хотя. Атанцует-то как. Уж лучше кавалеру вальсировать со стулом... Настоящая провинциалка, — никакого шарма.

Николай, конечно, был иного мнения. Весьма тактично он отвергал нелицеприятные суждения своей матери, кото­рая постоянно говорила ему о предмете «его флирта».

Он продолжал, как и прежде, проявлять свое уважение к царице и, сохраняя благопристойность, продолжал жить своей внутренней жизнью, в которой этой чудесной Алике, этой северной принцессе, этому Солнышку, как называли ее близкие, уже отводилось главное место.

Перед отъездом немецких гостей на родину, ему удалось организовать с позволения родителей в Царском Селе, вАлександровском дворце официальное чаепитие в честь «его принцессы».

Но это еще был и вечер танцев. Вся «золотая молодежь» столицы получила на него приглашения. Во время ужина подавали блины с черной икрой.

Никогда еще молодому цесаревичу не было так весело, никогда он еще не вел себя так непринужденно, никогда не испытывал такой большой радости жизни. Императрица там появилась только на несколько минут. Император оставал­ся с молодежью гораздо дольше; ему так нравились забавы этих милых молодых людей, глядя на которых он забывал хотя бы на пару часов о государственных делах...

Когда Алике с отцом, великим герцогом Гессен-Дарм- штадтским прощались, великая княгиня Елизавета была ря­дом с племянником.

— Ваше императорское высочество, — обратилась она к нему, — вы организовали превосходный прощальный вечер. Мой отец и моя сестра будут хранить самые живые воспо­минания обо всем во время их возвращения домой. Они уез­жают завтра.

— Завтра, — повторил невольно за ней удрученный Ни­колай. — Завтра Алике нас покидает, да?

Алике чуть не расплакалась, но огорченный вид Николая, как ни странно, вселил в-нее уверенность.

Он легко коснулся губами ее руки. Слишком много глаз было на них устремлено. Он не мог позволить себе более прочувствованный поцелуй. Он лишь сказал ей при этом:

— Возвращайтесь поскорее, принцесса... не заставляйте себя долго ждать!

V.

После возвращения в Дармштадт противоречивые чувства терзали душу несчастной Алике.

Если судить по тому, что ей сообщали, в частности в письмах королевы Виктории и сестры Эллы, ей так и не удалось пленить цесаревича. Она так неуклюже танцует, одевается из рук вон плохо, и лишь в силу императорской своей галантности цесаревич был вынужден ухаживать за ней. От таких слов принцессе было не по себе.