Наталия Варбанец - Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе

В силу всеевропейской однотипности социальных противоречий еретизм обретал столь же межнациональный размах, как официальная вера. Это не значит, что он был единым: разные направления и секты не менее страстно отрицали друг друга, чем церковь. Но все «христианское человечество» мыслило себя перед лицом «незримой церкви», «небесного Иерусалима» — бога (троичность его не все ереси признавали), чинов ангельских, апостолов, мучеников и пр., смысл земного пути был в том, чтобы в итоге к ней приложиться, надежда молитв, бдений, всей школы самоэкзальтации — в том, чтобы вступить с нею в общение, ключ — в страданиях Христовых (каждое богослужение по идее — приобщение к ним). И источник был один — Новый завет с апокрифами (Ветхий завет толковался как его «префигурация» — символические прообразы; сопоставительные толкования — экзегезы — были и ортодоксальные и еретические; некоторые ереси принимали не все ветхозаветные книги). Поэтому и в ересях спор шел об основах церкви всеобщей, единственно «истинной», т. е. либо о более или менее радикальной «реформации» Римской церкви, либо ей противополагалась церковь другая (а ее — за искажение учения и гонения «истинных» христиан обзывали «сатанинской синагогой»), И то и другое обязывало проповедовать всем народам. Посему почти все направления еретизма латиноязычие в той или иной мере сохраняли. Но «народ божий» — «бедные мира» — говорил на разных языках, которые этим освящались (и тому был символ: апостолы по сошествии на них «святого духа» заговорили «всеми языками»). Уже поэтому «Священное писание» должно было быть на каждом языке (и был пример: Иероним перевел Библию на язык народный). Большинство переводов Библии с этого периода своим происхождением обязаны явному или скрытому еретизму. Библия же — в обход собственно церковной традиции — провозглашалась единственно истинным источником «пути к спасению» (чем учительность тех или иных христианских сочинений не исключалась). Поэтому почти каждое из направлений еретизма своих последователей грамоте — хотя бы чтению — обучало. С высокого Средневековья и начинается борьба церкви с чтением Библии мирянами: запрещение переводов декретировано в 1229 г. В реалии христианского предания и в популярные его образы облекались философские идеи. Споры вокруг Христа и богоматери по сути шли о мере единения божеского начала с человеческим: для дуализма Христос был богом, воплощение и страдания его — мнимы (чисто дуалистическая струя, признававшая вообще материальный мир творением дьявола, в христианстве вилась лишь побочно; ее отрицательная реплика — черномагические культы с мессами Сатане и пр. — в массовую «ересь ведовства» вылилась в XV в.); мистицизм исходил из их реальности, т. е. из двойной — божеской и человеческой — природы Иисуса; были течения, признававшие в нем лишь человека — сына плотника Иосифа, но как бы усыновленца божьего. Тем самым менялось и значение Марии — от просто страждущей за сына женщины до вечной девы, избранной быть орудием божественного воплощения, а посмертно — «царицей небесной» (последнее связано с гностическим культом «премудрости божьей Софии»; заземление того же культа — в рыцарском служении даме). Спорили о том, таинства ли причастие, рукоположение в священство, крещение и пр. или символические действа. И т. д. А по сути борьба шла за то, чтобы снять рубеж между церковью и остальными верующими, с чем связывалась и идея общественного переустройства. В ересях была своя иерархия — духовной призванности, первым шагом к ней обычно были аскеза и раздача имущества. В ересях были приняты «добрые дела», от милосердных — ухаживать за немощными, поддерживать дух умирающих, погребать мертвых, накормить голодного и пр. — до учительствовать и мученической смертью «прославить господа» (мученики — «капли крови» Христовой). Спасение «добрыми делами» проповедовала и церковь, но чересчур своекорыстно.

Основные направления ересей сложились в XII в., каждое, как правило, объединяло социально разнородные течения. Какое социальное строительство создало популярность альбигойской — катарской — церкви, из-за разгрома, учиненного в 1209–29 гг. в Лангедоке французским крестоносным воинством (здесь своя церковь была еще формой патриотического противостояния Галлии заложенному в темные века франкскому господству), и по усердию инквизиции остается скрытым, хотя катарская ересь широко разошлась по Европе. Но философский вопрос о природе Христа на принципах церкви «бедных мира» не отражался, в народном еретизме мистические основы легко замещали дуализм. Христианство в целом мистично, собственно мистическая линия в нем выделяется скорее формально, ее сила была в том, что реальное воплощение и страдание Христа теснее связывало человека с богом, чем мнимое. Такова была и церковная позиция. Уже поэтому не всякий мистицизм был антицерковным, но по сути — безусловно. И духовно, ибо, исходя из познания бога через самоотрешенную любовь к нему, допускал, что «по благодати» призвание на подвиг веры может снизойти на любого человека, с основами ее знакомого (по образу ап. Павла). И житийно, ибо ставил условием «вечного спасения» постоянную обращенность к богу, и добрые (божьи) дела для каждого. И познавательно, так как мыслил, что высшее знание путем озарения может быть дано и неученым людям. В логическом своем завершении он был отрицанием всей средневековой функционально-иерархической системы — церковной, феодальной, научной. В религиозных структурах — христианстве, исламе и иных, мистико-познавательная — интуитивная — струя (по выражению ак. Н. И. Конрада — сокращенный путь познания) порой на века опережает рациональную. Можно вспомнить предварение в XIV в. идеи машинного мышления Раймундом Люллем (ради проповеди христианства в Марокко, где он заработал «мученический венец»), идеи опытного познания — Роджером Бэконом. И гелиоцентризм: Коперник доказывал издавнюю для высших мистиков истину, известную ему из трудов мистика XV в., математика — и кардинала — Николая Кузанского. Но ранее солнце было на знамени чешского народного вождя Яна Жижки. Не из-за того ли (а не только потому, что в религиозных структурах по мере сращения священства с властью оно претендует владеть «окончательной» истиной и всякое новое знание принимает как посягательство на божеские свои полномочия) гелиоцентризм так долго оставался жупелом? Подвиг Жанны д’Арк нес отрицание феодальных функций. Основой ересей был мистицизм житийный, социально-этический: ожидание второго пришествия Христа обязывало его к действенности. На одной из громких инициатив виден принцип — обнищание «Христа ради» в миру и проповедничество без духовного звания: в 1179 г. лионский купец Пьер Вальд, бросив состояние и семью, обратился к апостольству — к евангельской проповеди. Призыв к обнищанию и к служению бедным обычно исходил от имущих и привилегированных и к ним обращался: это было актом перехода на позиции «бедных мира» (и потому отказы от ранга, состояния, брака, если не келейные, без вступления в монастырь, были подозрительны на ересь). Новой в данном случае была попытка помочь церкви снизу: вальденсы пришли за разрешением проповедовать к папе, когда право проповеди еще было монополией духовенства (монашество, кроме особых поручений, его не имело). Им как неучам проповедь запретили, породив этим упорную евангельскую ересь, точнее — потайную церковь, народную (и международную), со своими школами, с церковными соборами. Рядовые ее члены могли быть оседлы, владеть имуществом, поддерживая им неимущих, выполнять свои обязанности прихожан; возбранялись им большие должности, кровопролитие (Жанну дʼАрк обвиняли в вальденстве, так как она сражалась, держа знамя: ей было воспрещено проливать кровь); условием апостольства были нищета, бессемейность, странственность. Ходили они под видом разносчиков, певцов, скоморохов (отсюда церковные постановления об этих профессиях). И известно, что распространяли «книжонки» (libelli). Но и переводы Библии — первый французский и, видимо, тот немецкий, который печатался в XV в., восходят к вальденсам. И еще черта: вальденсы строили не просто церковь «бедных мира» («бедными мира» было и монашество), а в основном «труждающихся и обремененных»; их последователи были в среде мелкого мещанства, мелких рыцарей, но более всего — в крестьянстве.