Питер Маас - Исповедь Джо Валачи

— Господи, боже мой, — сказал Рао. — Мне надо с тобой поговорить.

— Пошел на…! — заорал Валачи и повесил трубку.

На деле ирландская шайка оказалась вполне интернациональной — кроме еще двух евреев, в нее входили и два итальянца. На протяжении примерно трех месяцев они время от времени затевали перестрелки с бандой со 116-й улицы. Пострадали при этом, правда, только двое неповинных прохожих, попавших под шальные пули. «Бедняги», — отзывался о них Валачи. Со временем Валачи начал горько сожалеть, что связался с такими «отчаянными» ребятами, которые так ему глянулись из-за своей дерзости. Они специализировались не на привычном ему взломе, а на вооруженном грабеже где попало — от станции метро до инкассаторов. «Выдержка у них была хоть куда, — вспоминает Валачи, — но здравого смысла — ни на цент. Я понял, что с ними долго не протянешь». Он пытался убедить их переключиться на складские помещения и магазины и работать только по ночам. И наконец они согласились под его руководством отправиться в магазин готовой одежды. Взломав замок, Валачи взял внутрь большую часть банды, поставив двух оставшихся на стреме. Однако когда он вышел оттуда с охапкой костюмов, то увидел, что его часовые поставили лицом к стене с полдюжины прохожих и чистят их бумажники. Валачи немедленно прекратил всю операцию и срочно увел шайку. «Боже, — сказал он постовым, — что вы делаете с этими людьми? Так не играют. Это уже не грабеж со взломом, а вооруженное ограбление. Они ведь могут нас опознать».

— Знаешь, — услышал он в ответ, — нам такая работа не нравится.

Поняв, что ему их не переделать, Валачи стал подумывать о том, как ему от них отстать. Его последние сомнения исчезли после того, как во время ограбления один из членов шайки был ранен. «Когда мы привезли его к доктору, — вспоминает он, — он был уже плох. Как я понял, его ранили в легкое. Ему еще повезло, что дело было зимой. Было так холодно, что кровь застыла у него в жилах. Если бы не застыла, он бы истек кровью».

Все трудности Валачи были решены после того, как под патронажем Короля Артишоков — Чиро Терранова — между ирландцами и его бывшими сотоварищами со 116-й улицы был заключен мир. Само собой, в результате Валачи «соскочил с крюка», но через несколько дней он предстал перед судом по делу об ограблении, в котором полиция выследила его машину. Он был осужден и отправлен назад в тюрьму Синг-Синг отбывать не только новый срок, но и остаток прежнего — всего три года и восемь месяцев.

Прибытие Валачи в тюрьму стало чем-то вроде воссоединения со старыми товарищами после долгой разлуки. «Это был мой второй срок, — рассказывает Валачи. — Я был знаком с большинством заключенных, и прежде всего они хотели знать, на сколько я загремел. Вы должны понять, что все мои друзья в Синг-Синг были итальянцами, поэтому я очень удивился, что они рады меня видеть и не держат на меня зла из-за ирландцев». Но, как оказалось, эта идиллия была недолгой.

Сижу я в тюрьме Синг-Синг, все, вроде, в порядке, и тут читаю в газете, что шлепнули Фрэнка ла Плюма, итальянца, который был в ирландской шайке. Его пристрелили с утра пораньше, когда он спокойно сидел на крылечке. Как я ни прикидывал, ничего не мог понять. Так что оставалось только удивляться. И тут привезли одного из наших ребят, Голландца Хоги, которого засадили на двадцать лет. Он ранил полицейского, и его самого ранили — так оно всегда и бывает, если лезть везде со стволами. Я пошел навестить его в тюремную больницу и поговорить о былых временах. Я говорю: «Надо было тебе меня слушать. Пит Хесслер уже в отделении смертников».

«Знаю, — говорит он, — ты прав, Джо». И тут Голландец говорит мне такое, что я даже поверить не могу. «Они тебя продали, — рассказывает он. — Заключили мир на том условии, что ты и Фрэнк должны умереть. Все устроил Чиро Терранова». Голландец велел мне быть начеку. Если уж они кокнули одного, говорит, то и второго должны, то есть меня. Но я думал, что в тюрьме буду в безопасности.

Сразу после этого мою я пол в спальном помещении с Куколкой. Его настоящее имя Кармине Клементи, но звали его Куколкой, потому что был он очень симпатичный парень, голубоглазый со светло-каштановыми волосами. В те дни были две певицы — сестры Долли (Куколки), крупные такие девицы, и нас в тюрьме тоже так звали, потому что мы все время ходили вместе. Ну вот, Куколка на минутку отлучился, а еще один парень, который помогал нам мыть пол — звали его Анджело, — был в туалете.

Слышу, стучат в дверь, и заходит парнишка по имени Пит ля Темпа и говорит, что ему надо кое-что достать из-под кровати. Я даже и в голову это не взял. Этого ля Темпа я знал. Он попал в тюрьму после меня, но мы с ним особо не общались, но я его впустил, а сам продолжаю орудовать тряпкой.

И тут чувствую, что меня как бы кто-то ужалил — точнее это не могу описать — под левую руку. Оборачиваюсь и вижу этого ля Темпа с ножом в руке. Анджело уже вышел из туалета, стоит и глаза у него чуть ли не выкатились. Он пытался мне сказать, что меня порезали, но так заикался, что я ничего не мог разобрать. Я приложил руку туда, где он показывал, и почувствовал, что рука вроде уходит внутрь. Потом я увидел лужу крови. Я, конечно, пошел на ля Темпа, а он заорал, что я сильно порезан, думая, что я от него отстану и займусь своей раной. Но я не остановился, а шел и шел, а потом врезал ему пару раз по морде. Он был меньше меня, и я бы задавил его голыми руками, но тут колени у меня подкосились, и он убежал.

Может, через минуту пришел Куколка. Приди он пораньше, ля Темпа бы не уйти. Я лежу на полу, а кровища все течет. Меня спасло тогда то, что больница была этажом выше. Куколка отнес меня туда на руках. Он сказал: «Не волнуйся, я этого гада достану». В больнице меня все спрашивали: «Кто тебя порезал, Джо? Кто тебя порезал?»

Я сказал, что не знаю.

Когда меня кончили зашивать, у меня было 38 швов, начиная от области сердца и до середины спины. Рубец остался до сих пор.

Через несколько дней после этого происшествия ля Темпа, явно опасаясь мести Валачи, обратился к администрации тюрьмы с просьбой перевести его в другое исправительное учреждение, и просьба его была удовлетворена. До конца срока больше покушений на жизнь Валачи не было. В тюремной школе он наконец закончил седьмой класс, научился читать, и хоть и коряво, но писать.

Однако ничто в тюрьме не впечатлило Валачи больше, чем несколько бесед с ветераном преступного мира Аллессандро Воллеро, который был одним из первопроходцев итальянской мафии в Бруклине, а теперь отбывал пожизненное заключение за убийство. Особенно привлекало Валачи в нем то, что его жертвой был родной брат Чиро Терранова. От Воллеро Валачи получил некоторое представление о неистребимой ненависти, существовавшей в те годы в итальянском преступном мире между сицилийцами и неаполитанцами [10]. Воллеро сказал Валачи: «Есть одна вещь, о которой мы, неаполитанцы, не должны забывать. Если ты дружишь на протяжении двадцати лет с сицилийцем, и повздоришь с другим сицилийцем, твой друг-сицилиец повернется против тебя. Другими словами, верить им никогда нельзя. Перед выходом на свободу заходи поговорить, и я направлю тебя к одному неаполитанцу. Его зовут Капоне. Он вообще из Бруклина, но теперь живет в Чикаго».