Сергей Заплавный - Запев

— А это Иван Николаевич Чеботарев, — словно почувствовав сомнение Петра, спохватился Старик. — Прошу любить и жаловать!

— Так уж и любить? — притворно удивился господин в поярковой шапке. — Пока не за что. Но все равно: честь имею.

Петр примостился между Анной Ильиничной и Чеботаревым. Замер, чувствуя, как стеснил их.

Чеботарев, Чеботарев… Петр уже слышал эту фамилию. Но где?

— Теплый декабрь выдался, — склонившись к облокотнику, посмотрел на Петра Старик. — А я тут рассказываю, как славно было этими днями на Марсовом поле! Представьте себе Ледяной дворец после оттепели. Необычное зрелище. — И он принялся рассказывать о лабиринтах с подтаявшими сводами, фейерверке, устроенном студентами…

Обычно Ульянов выглядит старше своих двадцати четырех лет, а нынче — и двадцати не дашь. Прежде не случалось Петру видеть его таким оживленным, по-мальчишески красноречивым, умеющим изображать в лицах забавные сценки, подсмотренные на городских гуляньях.

«Молодой вроде, а как будто в годах», — вспомнились ему слова Петрова-старшего, сказанные вчера на сходке в Саперном переулке. И своя мимолетная догадка о том, что человек «из комиссии», побывавший у Паля, по описаниям похож на Старика, тоже вспомнилась. А что, если ото действительно был Ульянов?..

С малых лет отец внушал Петру: «Умей, сынку, запоминать, сравнивать, делать выводы — это обережет тебя от многих неожиданностей. Мелочей в жизни немае».

Прав батька, ох как прав…

Владимир Ильич давно собирался поближе познакомиться с заводской жизнью. Предприятия Паля типичны для Петербурга: старенькая паровая машина, дышащие нa ладан горны и вагранки, полтора-два десятка станков. В алебастровых мастерских и того нет, одно название — мастерские… Начав с первобытного производства, Старик конечно же решит побывать и на крупном. Вон с какой настойчивостью он расспрашивал Петра о Путиловском заводе…

И тут Петра осенила догадка: Владимир Ильич и его спутники следуют на Путиловский! После кустарщины Паля самое время побывать на заводе-исполине.

Между тем, закончив свой веселый рассказ, Ульянов спросил:

— Далеко ли путь держите, Петр Кузьмич? Если, конечно, не секрет.

— Не секрет, — с готовностью ответил Петр. — Туда же, куда и вы. — Он вдруг решил проверить свою догадку: — На Путиловский, — и по удивленному молчанию понял, что не ошибся.

— Очень интересно, — не без иронии заметил Чеботарев. — Но раз уж вам известен путь, по которому мы следуем, то должна быть ведома и причина?

— Причина, я полагаю, та же, по какой вы были вчера на чугунолитейке и в мастерских Паля, — ответил Петр.

Чеботарев не смог скрыть своего удивления, Анна Ильинична тоже. А Владимир Ильич не без поддевки сообщил им:

— Не удивляйтесь! Петр Кузьмич у нас — ясновидящий.

— Это у меня случайно, — тотчас отпарировал Петр. — Учусь, когда выпадает свободное время.

— Похвально, — кивнул Чеботарев. — В ваши годы, Петр Кузьмич, мы, помнится, имели те же увлечения. — Он взглянул на Анну Ильиничну, призывая ее в свидетели, и вздохнул: — Все удивительным образом повторяется. Да-с.

Слова Ивана Николаевича, его взгляд неожиданна осветили память Петра: а ведь Чеботарев — друг Александра Ульянова; до ареста они снимали общую квартиру…

«В ваши годы мы, помнится, имели те же увлечения…» А теперь?

— А теперь я попробую быть ясновидящим, — вдруг предложил Чеботарев. — Судя по вашей форме, Петр Кузьмич, вы учитесь в Технологическом институте — на одном из старших курсов. Судя по мозолям, не чуждаетесь летних заработков. Судя по выговору, родом из Малороссии, но выросли в глубинной России. Судя по выражению лица, у вас какой-то праздник. Судя по вашим словам, следуем мы в одном направлении. Каков же вывод?

— Не знаю!

— А вывод простой: не суди, да не судим будешь!

Не удержавшись, Петр засмеялся — громко, раскатисто. Засмеялись и остальные. Разговор сделался веселым, общим.

В беседе они и не заметили, как миновали Обводной канал. Впереди обозначился зеленовато-темный контур Триумфальной арки. В солнечном свете ее массивные каменные колонны с глубоким сводом вспыхивали бегучими искорками. С каждым шагом лошадей, тянувших вагон, кони, украсившие арку, вздымались все выше. За ними не разглядеть воительницы Виктории, управляющей колесницей. Зато отовсюду видны ее могучио крылья. Кажется, именно они подняли над серым проспектом шестерку мифических коней.

Почти восемьдесят лет назад здесь, на городской черте, во славу русских воинов, опрокинувших Наполеона, была поставлена деревянная Триумфальная арка. Позже ее заменили каменной. Но пришли на берега Тентелевки саратовские, рязанские, тверские, владимирские, новгородские и других мест бедоносные мужики — откуда им знать, для чего сложили эдакую фигурную громадину? Не иначе как для господского развлечения. И назвали они Триумфальную арку просто и обиходно: воротами. А поскольку дальше начиналась Нарвская застава, то и ворота стали Нарвскими.

Перевальное место. У Нарвских ворот конка делает последнюю остановку. Тут же с давних пор поставлены дозорная будка и шлагбаум. Когда-то подле них велся въездной и выездной контроль. Теперь таможенного досмотра нет, остался только полицейский. Кряжистый урядник поглядывает вокруг с ленивым любопытством, будто нехотя.

Чуть в стороне, у самой Тентелевки, облюбовала себе место базарная толкучка. И здесь предпраздничная пестрота.

Чеботарев взял извозчика. По дороге, адресуясь в первую очередь к Анне Ильиничне, он принялся рассказывать, что в начале века место, по которому они следовали, славилось летними дворцами Трубецких, Дашковых, Шереметьевых, Строгановых; здесь были зеркальные пруды и оранжереи, твердые накатные дороги — словом, все, чему приличествовало быть на пути в Петергоф, не без оснований величаемый северным Версалем. Теперь перспектива заметно изменилась: дворцы имеют иной вид и окружение. И владельцев тоже. На смену князьям и графам пришли купцы…

Пока Чеботарев говорил, пролетка выкатилась на Петергофское шоссе. С Петергофским проспектом его но сравнить: мостовая кончилась, началась бесконечная, немощеная улица с рытвинами и глубокими канавами по сторонам. На ней вовсе нет щебенки, как это обещано ео названием (шоссе — дорога, убитая щебнем); укат же образован скорее подошвами пешеходов, нежели трамбовками дорожных рабочих. Деревянные двухэтажные дома Нарвской заставы притиснуты один к другому. Окна маленькие, подслеповатые. Над некоторыми из них пристроены узкие лобовые доски.