Перл Бак - Чужие края. Воспоминания

Сомнения нет: будь она той личностью, которую я вижу в этом превосходном и абсурдном сочинении «Нравственное обоснование христианства», она никогда не завоевала бы всеобщей любви своих одноклассниц, с некоторыми из них она переписывалась до самой смерти. Девочки из ее класса, оставшиеся в живых через двадцать пять лет после окончания семинарии, выстегали для нее из кусочков шелка и бархата одеяло, причем каждая вышила на своем кусочке свое имя, и послали его Керри в Китай. Она с улыбкой прижала одеяло к сердцу, и глаза у нее увлажнились. «Милые мои девочки», — пробормотала она, хотя все они успели уже поседеть, да и она тоже.

Я помню, по этому случаю она даже уступила своему пристрастию к ярким цветам и подбила одеяло великолепным узорчатым шелком алого цвета, и это было торжеством ее духа. Это одеяло удостоилось чести покрывать постель в комнате для гостей, но когда Керри умирала в этом китайском городе, она потребовала его, и ее укрыли этим воплощением любви и почтения. Одно меня утешает: она умерла, не дожив до дней революции, когда одеяло попало в руки кровожадных солдат-мародеров. Они его разыграли, и оно досталось такому темному и дикому существу, какого я отродясь не видела, и он обернул им свои голые грязные плечи.

В двадцать два она закончила семинарию и вернулась в родную деревню, чувствуя себя уже настоящей молодой леди. Но годы несвободы в семинарии и приверженность религии укрепили ее в желании ехать миссионеркой. Она во всеуслышание заявила об этом отцу. Он был потрясен до глубины души, пришел в ярость и начал издеваться над самой этой мыслью. Что? Молодая красивая женщина поедет в страну, где живут язычники и скорее съедят христианина, чем станут его слушать… И это его дочь! Нет и нет!

Керри была удивлена сверх всякой меры: ведь она думала, что это желание будет очень по душе ее глубоко религиозному отцу; и она, что с ней нередко случалось, тут же вышла из себя. Она принялась горячо настаивать на том, что он обязан посвятить свою дочь правому делу, но он, от кого она и унаследовала эту горячность и это упрямство, с жаром и подчеркнутым достоинством отвечал, что во всем надо знать меру, даже в почитании Бога. Не дело двадцатидвухлетней незамужней девушке ехать миссионеркой.

Керри впервые слышала от отца такие еретические речи; у нее из глаз полились злые слезы, и прежний высокий порыв обернулся упрямой решимостью.

На рождественские праздники вернулся младший брат пастора. Он еще вырос, стал бледнее и отчужденнее. Ей, при теперешней ее экзальтированности, он казался существом удивительным. Нил Картер и его окружение были грубыми и отталкивающими. Затем среди ее сверстниц пронесся слух, что этот молодой человек собирается стать миссионером. Сердце ее забилось.

Однажды она воспользовалась случаем и заговорила с ним, причем ее всегдашняя веселая беспечность неожиданно уступила место застенчивости. Это было после службы, в час, когда прихожане имели обыкновение задерживаться на паперти и прогуливаться по церковному дворику. Он, чувствуя ту же застенчивость, почтительно к ней склонился. Она спросила его, и вся ее душа отразилась в золотисто-карих глазах: «Вы действительно хотите поехать миссионером в Китай?»

Она замерла, ожидая ответа.

— Да, я вижу в этом мой долг, — просто отозвался он. Его высокий белый лоб не дрогнул, когда он стоял так, со шляпой в руке, глядя перед собой ясными голубыми глазами.

— Я давно хотела уехать, уехать надолго, — с жаром воскликнула она.

Он впервые посмотрел на нее с интересом. Его голубые, рассеянные, холодноватые глаза встретились с ее глазами — темными, сияющими.

— В самом деле? — сказал он.

В последующие годы, когда она хорошо узнала его, эти простые слова: «Я вижу в этом мой долг» — всегда служили для нее ключом к его натуре, объясняли всякий его поступок, были оправданием его жизни.

Он запомнил этот разговор. Он начал наносить ей официальные визиты, и они с воодушевлением говорили о религии и об их общей цели. Она буквально смотрела ему в рот, когда он растолковывал ей истины, которые, хвати у нее терпения, она могла бы вычитать из пыльных книг в ризнице. Ей казалось, что они предназначены друг для друга самим Богом. Когда они оказывались вместе, у нее не поднималось волнение в крови. Они разговаривали легко, естественно о добре. Ее решимость росла и становилась все чище. Привязанность к мирскому и врожденная пылкость уходили прочь. Когда он покидал ее, она чувствовала себя спокойной и утвердившейся в вере. Не было того жара в крови, тех шуток и смеха, которые, когда Нил ухаживал за ней, веселили ее и в то же время заставляли немного стыдиться себя.

В один прекрасный день, очень скоро, пришло письмо. Это было предложение, написанное аккуратнейшим почерком, в строго формальном стиле. Поскольку у них была общая цель в жизни и общие взгляды, не иначе как сам Господь повелевал им соединить свои судьбы. К тому же его мать не желала, чтобы он уехал к язычникам без жены. Это было ее единственное условие — чтобы он нашел себе жену. Сыскать женщину, которая согласилась бы уехать так далеко, было непросто. Но он положился на Бога. И ожидание его не обмануло.

Керри прочла его письмо с благоговением. С таким человеком ей удастся быть хорошей. Ее живое воображение тут же нарисовало ей грядущие годы совместной жизни, в которой они будут во всем полагаться друг на друга и на Господа, помогать друг другу. Он не был красноречив. Зато она всегда сумеет подыскать нужные слова и помочь ему в составлении проповедей. При его глубокой учености и ее красноречии, перед ними не устоит ни одна языческая душа. И они пожнут богатый урожай этих чистых, но непросвещенных душ обращенных в христианство язычников, которые последуют за ними с обожанием в глазах, и эта удачная жизнь заставит навсегда забыть былое беспокойство, неистовость, любовь к земным радостям. С Нилом Картером ее душа погибнет, ей же все равно его не спасти. С этим, другим, человеком она не просто попадет на небеса, но и приведет с собой еще многих и многих. Как только ее сердце сжималось в тоске при мысли, что придется покинуть любимый дом и страну, она начинала настойчиво уверять себя, что она на верном пути. Больше всего ей хотелось достичь праведности. Если она пожертвует всем, всем на свете, она получит от Бога знамение. Когда она беседовала с молодым миссионером, то чувствовала, что этот миг не за горами.

Впрочем, она не сразу ответила на письмо. Прежде она пошла к отцу и со спокойствием, обретенным ею вместе с религиозной экзальтацией, негромко сказала ему, что Господь указал ей путь и что она решила выйти замуж за молодого человека, собравшегося стать миссионером, и отправиться с ним в дальние страны.