Иева Пожарская - Юрий Никулин

В первый день войны Юра с грустью посмотрел на свой красивый, выкрашенный, заклеенный разными фотографиями дембельский чемоданчик. О возвращении домой теперь и думать было нечего…

В ночь на 23 июня 1941 года две группы немецких бомбардировщиков, по семь — девять самолетов в каждой, снова пытались совершить налет на Ленинград со стороны Карельского перешейка. Бомбардировщики шли на малой высоте. Когда 6-я батарея встретила их огнем, они разделились: одна группа пошла на Кронштадт, где зенитчики Балтийского флота сбили четыре самолета, а остальные, поспешно развернувшись, ушли обратно. Вторая группа бомбила военный городок и командные пункты зенитных батарей. Налет этой группы тоже отражали батареи 115-го зенитного полка.

Двое суток никто не спал. Потом с наступлением тишины все мгновенно заснули…

ВОЙНА

Война… Из интервью Юрия Никулина: «Ленинград. Блокада. Голод. Ужасная грусть. Грусть на всю жизнь. К сожалению, сколько ни живу, война продолжается. Только недавно кончилась Чечня. Это ужасно, страшно. Мой друг Аронов, когда видел что-нибудь очень плохое: картину, клоунаду, артист приехал плохой, жуткий номер, всегда говорил: "Что тебе сказать? Хуже этого только война!" Хуже войны ничего нет».

Сегодня мы знаем: Никулин воевал там, где был убит каждый десятый… Эти слова страшно писать, страшно произносить. Насколько же страшно было жить солдатам на Ленинградском фронте?! Просто жить, день за днем — жить…

Юрий Владимирович не хранил переписку, не собирал своих интервью. Он оставлял в своем архиве только то, что интересовало его по работе. Или то, что было ему дорого… Всё, что связано с войной, было для него дорого по-особенному. Он говорил, что на войне было много очень страшного, но в памяти остались в основном светлые моменты. Он не любил рассказывать о войне, но всегда тепло вспоминал людей, с которыми вместе был на фронте, вместе воевал. Вспоминал забавные случаи, происходившие с ним и его товарищами.

В воспоминаниях Никулина о войне есть то, что сегодня уже почти исчезло, чего почти не встретишь, как почти не встретишь ветеранов Великой Отечественной. В этих воспоминаниях — всё, что выхватил глаз, всё, что уловил слух, всё, что врезалось в память двадцатилетнего бойца Никулина, совсем еще мальчика. Это личное. Истории, которые не вошли ни в один боевой журнал, ни в одну официальную сводку. Ведь ни в одной энциклопедии не прочитаешь о том, например, как в самые первые дни войны в Сестрорецке задержали — и притом случайно! — немца, переодетого в советскую военную форму. Он шел по Сестрорецку, никем не опознанный, как вдруг навстречу ему из-за угла какого-то дома вывернул советский полковник. Немец от неожиданности, вместо того чтобы отдать приветствие под козырек, вскинул руку, как это делали гитлеровцы. Его тут же схватили.

Немцы сбрасывали на Ленинград и его окрестности пропагандистские листовки. Они писали, что все ленинградцы обречены на голодную смерть и единственный выход — это сдаваться в плен. Для этого, как сообщалось в листовках, нужна самая малость: при встрече с немецкими военными поднять руки вверх и сказать: «Штык в землю. Сталин капут». Фашисты в листовках рисовали страшные перспективы: в одно прекрасное утро они войдут в Ленинград без единого выстрела, потому что у защитников города не будет уже сил поднять винтовки. «Чечевицу съедите — Ленинград сдадите», «Ленинград будет море, Москва будет поле, Горький — граница, Муром — столица». Такие стишки и другие, им подобные, писали в листовках, которые немецкие самолеты тысячами сбрасывали на нашу территорию. В них же описывалась «замечательная» жизнь советских солдат в плену. Никулину запомнилась одна большая фотолистовка с портретом молодого человека. Под фотографией подпись: «Вы знаете, кто это? Это сын Сталина, Яков Джугашвили. Он перешел на сторону немцев». Никулин, как и все его товарищи, ни одному слову в листовке не поверил. Между тем сына вождя действительно взяли в плен 16 июля 1941 года под Витебском, когда 14-я танковая дивизия, в которой старший лейтенант Джугашвили командовал артиллерийской батареей, попала в окружение…

Была все же одна немецкая листовка, которая кольнула Юру в самое сердце: «Двести пятьдесят тысяч солдат уже погибло на фронте под Ленинградом. Почему же ты думаешь, что именно ты останешься живым?» Юра тогда с волнением подумал: «И правда, почему?»

Первое время Ленинград почти не бомбили. Вражеская авиация главным образом сосредоточилась на ведении воздушной разведки с больших высот — шесть-семь тысяч метров. Но уже в первой половине июля 1941 года группа немецких армий «Север», используя свое численное превосходство и большой перевес в технике, вытеснила обороняющиеся части Красной армии со своих позиций и вышла на дальние подступы к Ленинграду. После этого немцы смогли подтянуть свою авиацию поближе и со второй половины месяца стали бомбить город уже постоянно.

День 6831-й. 30 августа 1941 года

Враг приближался к Ленинграду. Батарея, где служил Юра Никулин, по-прежнему стояла под Сестрорецком. Однажды на рассвете он увидел, как по шоссе идут отступающие части советской пехоты. Оказывается, сдали Выборг. Никулин вспоминал потом, что все деревья вдоль шоссе были увешаны противогазами. Солдаты сбрасывали балласт и оставляли при себе только противогазные сумки, приспособив их для курева и продуктов. Вереницы измотанных, изголодавшихся, запыленных людей молча шли по направлению к Ленинграду. Как же горько было видеть отступление своих…

Отступать с такой скоростью, с какой отступала РККА в начале войны — по нескольку десятков километров в день, — ни в одной военной академии не учат. Миллион убитых и более семисот тысяч пленных за первые три недели боев — таких потерь не знала ни одна армия за всю мировую историю.

Глядя на бесконечную череду отступающих частей, Юра и его товарищи ждали команду сняться со своего наблюдательного пункта. Враг был уже близко, однако команда поступила следующая: «Ждите распоряжений и, если что, держитесь до последнего патрона!» А у них на пятерых было всего три допотопные бельгийские винтовки и к ним сорок патронов. Вот и держись тут!

Но до последнего патрона ребятам все же держаться не пришлось. Ночью за ними прислали старшину Уличука, которого на 6-й батарее все ласково звали просто Улич. Все страшно обрадовались: Улич приехал в тот момент, когда отовсюду неслись трассирующие пули и кругом рвались мины. «Темная ночь, только пули свистят по степи…» Возвращались на батарею на полуторке. Кругом всё горело. У Сестрорецка уже стояли ополченцы — рабочие из Ленинграда.