Исмаил Ахмедов - Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии

Через неделю два моих друга был освобождены. Я возвратил золото и револьвер Мустафе Дурмуш бею и скоро позабыл об этом деле. Однако, как со всеми турками, память Дурмуш бея была более долгой. В это лето он позвал меня на долгую прогулку с ним. Он говорил о неразрешенных проблемах в России, о голоде, эпидемиях и хаосе, затем он сказал, что я должен ехать в Турцию, поступить в Стамбульский университет и начать новую жизнь. Когда я его спросил, как все это сделать, он сказал, что его друг, турецкий генеральный консул в Баку, имеет сильных и влиятельных знакомых в Анкаре и может помочь мне. Он дал мне заранее приготовленное письмо к его другу в Баку, прося о помощи мне.

Ехать в Турцию была не совсем новая для меня мысль. Мое любопытство об этой стране, мое желание повидать ее, уже ранее возникала у меня при разговорах с другими турками в институте. Доброта Дурмуш бея не только напоминала мне о своевременности этой надежды, но и также совпадала с моими все возрастающими тревогами по поводу моего будущего. Работа в городском отделе образования давала мне средство для существования, но не имела ничего общего с получением образования. Мои контакты с турками более чем ясно показали, как я нуждался в дальнейшем обучении. Однако, пока Дурмуш бей не вмешался, я не мог найти определенного пути достижения своей цели. Ехать домой было равносильно признанию ошибки. Возвратиться в Оренбург и к тамошнему голоду, также никак не способствовало бы достижению какой-либо реальной цели. И оставаться на незначительной работе в Чарджоу также было бы равносильно пустой трате времени. Кроме того, мне было всего восемнадцать, с хорошим здоровьем и с неодолимым желанием повидать остальной мир и его людей. Я был более чем готов покинуть Чарджоу, хоть куда угодно. Баку и Турция стали единственными открывшимися мне шансами.

Правда, страсть к путешествиям сыграла большую роль в моем решении уехать. С юношеской самоуверенностью я пытался поставить некоторую рациональную цель в своем выборе. Я для себя установил «программу максимум» и «программу минимум». Согласно «программе максимум», моей конечной целью был отъезд из советской России в Турцию, возобновление учебы в Стамбуле и получение настоящей профессии инженера, с помощью которой я мог бы обеспечить себя на жизнь. Моей «программой минимум» было вступление в какую-либо техническую школу в Баку для изучения промышленной торговли. Я определенно был далек от реальных проблем этих печальных времен, но чувствовал себя уверенным, что поступаю правильно.

Так, в середине августа 1922 года, полон мечт и решения, с одним лишь письмом Дурмуш бея в кармане, я попрощался с турками и другими друзьями и сел на поезд, следующий в Красноводск на восточном берегу Каспийского моря. Я с соблюдением формальностей уволился с работы, но по-глупому не сказал ничего о моих намерениях партийному комитету. Я вычеркнул Чарджоу из моей памяти, как только поезд тронулся в путь.

Путь, сыгравший столь большое значение для русского завоевания Туркестана, очаровал меня. Главная его часть проходила через Кара Кумы, одного из наиболее грозных пустынь мира, с сотнями километров рельсов, уложенных параллельно книгоподобным пикам Копетдагской горной цепи. По ту сторону гор не было никакой преграды для моих мыслей. Я знал, что сразу за горами была Персия и за ней находились Багдад, Турция и все места легендарных сражений Саид Баттал Гази, Саладин Еюби и чудесных рассказов Тысячи и Одной Ночи моего детства. Я верил, что рано или поздно поеду смотреть эти места и отдать мои почтения памяти героев моего народа, ушедших в небытие.

Был жаркий и влажный полдень, когда поезд прибыл в порт Красноводск. Я впервые в жизни оказался ниже уровня моря, ступив в на его берег, мое видение Аральского моря оказалось весьма летучим, далеким мгновением. Очень хотелось пить и я начал искать емкость для воды на станции. Все станции, на которых я побывал, имели питьевую воду для пассажиров. Красноводская станция была исключением. В ней не было не емкости, ни воды. Будучи на краю пустыни, порт импортировал воду из счастливых краев на лодках и по железной дороге. Когда я, наконец, добрался до водного резервуара в городе, то узнал, что я должен платить за питьевую воду. Я был шокирован.

Ежедневный корабль на Баку уже ушел несколько часов тому назад перед тем, как мой поезд прибыл в Красноводск. Я убивал время долгого полудня и вечера хождением на доки и морской берег, как будто я находился в путешествии для открытий. Краны, загружающие грузы в корабли и выгружающие их оттуда, запах моря, которого я почувствовал задолго до подхода до него, переход через прибой и наблюдение за медузами и других морских созданий, все они были моими первыми впечатлениями здесь.

В ту ночь я спал, как и сотни других, ожидающих следующего корабля, на открытом воздухе около пирса. Задолго до восхода солнца люди проснулись и заняли очередь у билетной кассы. Я присоединился к очереди, но когда касса открылась ранним утром, на простых граждан не обращали никакого внимания, пока резервированные места не были отданы военным, партийным и правительственным чиновникам. Затем, когда очередь стала двигаться, окошко кассира закрылось ровно в тот момент, когда я достиг его. Последнее место на этот день уже было распродано.

Я совершенно не хотел проводить бесполезно еще один день и ночь или тратить деньги на питьевую воду и стоял на пирсе, не имея билета. В середине утра пассажиры начали грузиться на корабль. Этот процесс походил на мятеж. Каждый из сотен людей боролся, чтобы первым взойти на борт. Они толкали друг друга, ужасно ругались, суя под нос чиновников билеты и всякого рода документы и мандаты.

Некоторые из более сильных прокладывали себе дорогу с полным использованием локтей и плеч. Я был силен так же, как все они и догадался, что решение моего вопроса весьма просто: протолкнуться на борт таким же образом.

Дождавшись пика этой борьбы на пирсе, я проложил себе путь к мимо чиновников, вовлеченных в большой спор с другими пассажирами и добрался до нижней палубы. Я был безбилетный, но моя совесть была чиста. Многие другие «опытные» пассажиры делали тоже самое на кораблях и в поездах в эти тревожные дни. Кроме того, эта система, а не я, сотворил этот транспортный хаос. Также я сберег немного денег для того, чтобы помочь самому себе на пути в Баку. Через несколько минут после того, как я взошел на борт, мы уже отбыли.

Юность

Путешествие из Красноводска до Баку заняло немного больше одного дня. Ускользнуть из корабля незаметно было гораздо проще, чем садиться на него и я легко оказался на берегу Апшеронского полуострова. Я почти горел от переволнения. Здравствуй, Кавказ, я сказал себе, здравствуй, Закавказье, здравствуйте, земли, так чудесно воспетые великими русскими поэтами Лермонтовым и Пушкиным и так прекрасно описанные Львом Толстым!