Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Исаакович Кушнир
Ночами Майк приохотился гулять по городу — то в компании с Таней, которую он ласково называл «Мадам», то с Вилли Усовым. Они неспешно бродили по романтичным переулкам исторического центра, фотографируясь в подземных переходах или в подъездах со старинной архитектурой. Все это сопровождалось бесконечными разговорами и неизменной бутылкой белого сухого вина, которое продавалось на каждом углу.
«Майк всегда любил играть в «звезду рок-н-ролла», — утверждал Вилли Усов. — Это проявлялось во всем: в домашних рисунках, в манере говорить, причем говорить очень забавно. Ко мне он в разговоре все время обращался на «Вы». Например: «А знаете, Вилли...» Казалось, он чувствовал, что на него постоянно смотрят со стороны и желал подать себя самым необычным образом. Короче, театр одного актера. Как правило, такая манерность быстро надоедает и становится навязчивой. Но фасонность делала его более интересным и привлекательным. Помимо того, что Майк был интеллигентен, образован и непрактичен, он был еще и прекрасным поэтом, и человеком, тонко чувствующим музыку».
В то лето случилось несколько событий, которые кардинально повлияли на образ жизни Науменко. Все началось с того, что в июне 1978 года газета «Ленинградская правда» опубликовала сенсационный анонс, из которого следовало, что вскоре на Дворцовой площади выступят легендарный гитарист Карлос Сантана, фолк-певица Джоан Баэз и группа The Beach Boys. Эта акция подавалась в статье как культурная инициатива двух стран, в рамках которой планировалось снять фильм о советско-американской дружбе.
Накануне концерта сотни длинноволосых «детей цветов» собрались в центре города — по-видимому, в ожидании чуда. Когда стало понятно, что выступления все-таки не будет, весь джинсовый андеграунд двинулся по Невскому проспекту в направлении редакции «Ленинградской правды». Там их уже поджидали несколько грузовиков с солдатами, и дело закончилось избиением толпы сантаноманов, доверчиво собравшихся послушать концерт, совершенно невозможный в СССР конца семидесятых.
Дальше — больше. Вскоре городскими властями была разогнана хиппистская тусовка, распевавшая песни на ступенях Михайловского замка. Любопытно, что Майк не попал «под раздачу» только чудом, покинув место событий за несколько минут до облавы. К примеру, Гаккеля забрали на следующий день прямо с работы, и это был тревожный звонок. Самые обаятельные в мире тунеядцы и бездельники получили от властей однозначное предупреждение, и на него необходимо было реагировать.
Конкретно Майку, у которого истек срок действия справки о маниакально-депрессивном психозе, надо было «косить» от армии. Дело в том, что в свое время он придумал гениальный способ: не открывать дверь в квартиру и не подписывать повесток из военкомата. В течение нескольких лет этот нехитрый прием с успехом срабатывал. Но это был, как поется в одной песне, «не выход, а вариант».
Жизнь вынуждала Майка спешно социализироваться, и ему удалось устроиться на работу в Большой театр кукол, расположенный на улице Некрасова. В отделе кадров отставной чекист вручил ему трудовую книжку и оформил в коллектив на должность радиомеханика. Теперь Михаил Науменко был ответственным за магнитофоны и своевременное включение во время спектаклей всевозможной фоновой музыки.
Оглядываясь назад, необходимо напомнить, что до Театра кукол в биографии у Майка было несколько лет полной свободы. В его голове сочинялись песни, и все остальные события казались второстепенными. Деньги на жизнь он добывал из воздуха, то сдавая пустую посуду, то продавая пластинки, плакаты или джинсы. Порой имели место разовые заработки — к примеру, иногда Науменко с друзьями ходили разгружать ночью вагоны, а однажды Майку даже пришлось несколько месяцев поработать чертежником в научно-исследовательском институте на улице Пирогова.
Но в основном Майк существовал в аутсайдерском режиме — без стабильного трудоустройства и, соответственно, без денег. Мелкими карманными суммами (на метро и папиросы) его снабжали мама и сестра, а питаться он ездил домой, когда родители уходили на работу. Как правило, Галина Флорентьевна оставляла в холодильнике котлеты в кастрюльке, гречневую кашу и любимый сыном жареный лук. Он мог сам приготовить себе глазунью или сосиски, а найти место для ночлега коммуникабельному Науменко не составляло большой проблемы.
«Майк удивительным образом сочетал в себе совершенно разные вещи, — утверждал Родион. — Он мог выжить на семьдесят рублей, чтобы иметь возможность заниматься тем, чем он хочет. Но белый роллс-ройс с черным шофером постоянно маячили перед ним, как мираж».
При этом будущую звезду рок-н-ролла совершенно не смущало строгое начальство, и ему очень нравилась творческая атмосфера театра кукол. «Большой театр пукал», — любил шутить Науменко в кругу друзей.
Проблема была в другом — странным образом Майк категорически не желал быть радистом. Будучи стихийным буддистом и сознательным раздолбаем, он мечтал, чтобы у него в документах значилась должность «монтировщика декораций». И, поверьте, это был далеко не стеб.
«В понимании Майка нормальный монтировщик приходит на работу, выпивает с утра и продолжает это делать в течение всего дня, — рассказывал мне Иша. — А потом начинается прекрасный спектакль: открывается занавес, а на сцене лежит пьяный рабочий, ослепленный лучами. Он нехотя просыпается, чешет затылок и медленно уползает за кулисы. Вот такой «образ жизни» Майк считал идеальной работой. А заниматься звукорежиссурой ему казалось принудиловкой».
Куда более концептуально Майк проводил не трудовые будни, а всевозможные праздники. Именно в этот период он переболел внезапным желанием «поступать на классическую философию» и не на шутку увлекся андрогинными перевоплощениями в стиле Дэвида Боуи.
«С Лу Ридом и Марком Боланом все ясно — настоящие поэты, — вспоминал о доверительных беседах с Науменко его приятель и музыкант Александр Донских. — Но именно от Майка я узнал о чисто имиджевой группе New York Dolls. Он же посвятил меня в некоторые подробности публичных заявлений, почерпнутых им из англо-американской прессы. И, в частности, о возмущении Марка Болана, которого Боуи опередил в признании своей бисексуальности: “Об этом первым должен был заявить я!”»
Неудивительно, что склонному к эпатажности Майку тоже захотелось поэкспериментировать с подобной эстетикой. Как-то под Новый год он явился в гости к Вилли Усову, одетым в ярко-красное женское пальто. Каким образом радиомеханику театра кукол удалось продефилировать в таком виде по городу трех революций, было непонятно. Оценив произведенный эффект, Науменко сверкнул подкрашенным глазом, произнес праздничный тост и жеманно покинул квартиру, оставив семью фотографа в сильнейшем недоумении.
«В конце семидесятых Майк помогал мне с чертежами во время подготовки диплома, — вспоминал в интервью для книги Саша Самородницкий. — Я пригласил
