Виктор Урвачев - На защите московского неба. Боевой путь летчика-истребителя. 1941–1945

Из летной книжки Урвачева следует, что до конца сентября у него не менее двух – четырех боевых вылетов в день, в основном на перехват противника. Правда, в середине месца более двух недель небо было затянуто облаками, то и дело начинался дождь, и в журнале дневника полка отмечалось, что «боевые вылеты не производились из-за плохих метеоусловий» или «негодности аэродрома», «погода плохая. Препятствовала боевой деятельности».

В это время Виктор Киселев, так же как ранее Лукин и Урвачев, совершил ночную вынужденную посадку на «живот», однако менее удачную. При вылете на патрулирование в световом прожекторном поле на его самолете на высоте 2500 м заглох мотор, и он приземлился в районе Красной Пахры: «Самолет требует полевого ремонта. Летчик получил ушибы, отправлен в госпиталь». Утром за ним прилетел санитарный самолет У-2 с врачом: «Считать зам. командира 1-й эскадрильи лейтенанта Киселева в отпуске по болезни до 13.11.41». На самом деле он смог вернуться значительно позже: «Считать прибывшим из отпуска по болезни <…> старшего лейтенанта Киселева В.А 10.12.41».

15 сентября эскадрилья капитана Михаила Найденко перебазировалась с аэродрома Внуково на 6 км восточнее, на аэродром Суково (ныне район Москвы Солнцево), с которого вела боевую работу до ноября.

А 30 сентября началось немецкое наступление на Москву – операция «Тайфун». Фронт приблизился к городу, и в бумагах Урвачева записано: «Кроме ночных налетов в октябре немцы начали совершать налеты днем. Бомбардировщики шли в сопровождении истребителей». Далее он пишет: «Мы, летчики ПВО, кроме отражения ночных и дневных налетов (на Москву. – В. У.), стали выполнять задачи фронтовой авиации, прикрывали наши войска, вели разведку, сопровождали наших бомбардировщиков и штурмовиков, сами ходили на штурмовку аэродромов фашистов и наземных войск».

В одном из таких вылетов на штурмовку после успешного выполнения задания летчики легли на курс «домой». В это время один из самолетов вышел из строя и сел на аэродром противника. Урвачев вспоминал этот случай неохотно и с досадой говорил: «Не знаю, почему он это сделал! Может, был ранен или самолет подбит. Не знаю». На аэродроме во Внуково их уже ждали особисты. Разговор был жесткий:

– Где летчик имярек?

– Сел на аэродром противника. Причина неизвестна.

– Почему не расстреляли при посадке?

– При штурмовке весь боезапас был израсходован.

– Согласно боевому уставу и приказам командования вы обязаны оставлять часть боезапаса на обратный путь.

Возразить было нечего, такое требование было, но летчики, как правило, в боевых вылетах расстреливали все патроны «досуха». Они считали, что от трибунала их спасло только тяжелейшее положение на фронте и острая нехватка летного состава. Вспоминали, что после войны в полк приходило письмо от этого имярек с просьбой подтвердить его участие в боях.

Тем временем ожесточение воздушных боев нарастало. Историки отмечают боевую работу полка в этот период:

«В те дни особенно проявили себя летчики 16 и 34 иап, старейших полков в ВВС Московского военного округа, укомплектованных хорошо подготовленным летным составом (молода была советская авиация, полки, сформированные в 1938 г., уже «старейшие». – В. У.).

Отважно действовал личный состав 34-го истребительного авиационного полка <…>. Выполняя задачи по прикрытию войск Западного фронта, железнодорожных перевозок и отражению налетов вражеской авиации на Москву, летчикам приходилось совершать по 5–6 боевых вылетов в день. Нередко воздушные бои не прекращались в течение всего светлого времени суток и при плохих метеорологических условиях».

О пяти-шести боевых вылетах в день летчиков 34-го полка пишет в своей монографии «Авиация в битве под Москвой» доктор исторических наук, профессор, в прошлом опытный летчик, участник этой битвы А. Г. Федоров. По словам другого участника воздушных боев под Москвой, летчика Николая Дудника: «Летом и осенью доходило до шести-семи боевых вылетов в день – это очень тяжело, практически предел».

Вспоминая осень 1941 г., когда летчикам ПВО пришлось не только отражать ночные и дневные налеты на Москву, но выполнять также задачи фронтовой авиации, Урвачев писал: «6–8 вылетов на задание стало для нас нормой. <…> Бывали моменты, когда в полку оставалось с десяток исправных самолетов и столько же летчиков и приходилось в день делать по 7–9 боевых вылетов».

Ставить под сомнение эти свидетельства нет оснований. Но в летной книжке Георгия Урвачева нет записей о таком количестве боевых вылетов за день, хотя он, а также Сергей Платов и Виктор Коробов совершили их больше всех в полку, соответственно 472, 433 и 525. Несовпадение максимального количества боевых вылетов за день, отмечаемых в летной книжке и свидетельствах летчиков, можно объяснить уже сказанным о том, что официальные документы не всегда адекватны реальной жизни.

Возможно, сказалось и то, что писал Урвачев о воздушных боях в один из дней октября: «Бои шли весь день, и летчики, выйдя из боя, спешили заправиться, пополнить боезапас, снова взлетали в бой. <…> Сейчас трудно сказать, сколько мы сделали в тот день вылетов». То есть в условиях непрерывных боев, постоянной смертельной опасности, безмерного физического и психологического напряжения в течение всего дня летчики не могли объективно определить количество вылетов и меньше всего задумывались об этом в такой обстановке.

Однако обращает на себя внимание то, что в соответствии с летной книжкой летчик Урвачев за время войны четырнадцать раз совершал по четыре боевых вылета в день и ни разу больше – просто норматив какой-то. Можно предположить, что количество боевых вылетов официально было ограничено четырьмя в день и, если летчик выполнял их больше, в летной книжке записывались только четыре вылета, а остальные переносились на другие дни. Так было во время Корейской войны, когда командование ВВС Советской армии, отмечая значительный выход из строя летного состава из-за большого напряжения в боевой работе, запретило летчикам выполнять более двух боевых вылетов в день.

Воздушная разведка, штурмовка, первая победа и первые потери

С начала немецкого наступления командование Красной армии напряженно следило за выдвижением войск противника на Москву, и с этой целью летчики 6-го иак вели интенсивную воздушную разведку, данные которой нередко докладывались «на самый верх», о чем свидетельствует летная книжка младшего лейтенанта Урвачева: