Мария Васильчикова - Берлинский дневник (1940-1945)

Среда, 23 апреля.

Инее Вельчек работает в качестве Land-jahr-Madchen[68] у Ханны фон Бредов в Потсдаме. Ханна — сестра Бисмарков, у нее восьмеро детей. За троими самыми маленькими сейчас присматривает Инее. Она их умывает, одевает и водит в школу. В общем, ей повезло: могла бы работать в поле или доить коров. Сегодня мы отмечали день ее рождения в «Ателье». Неподалеку в этом же зале сидел Паул Меттерних с испанским послом; он все время нам подмигивал.

Пятница, 25 апреля.

Ужинала с Татьяной у Хойосов. Хозяин дома Жан-Жорж — брат Мелани Бисмарк. Присутствовали Готфрид Бисмарк, Елена Бирон и Чернины. Мы постепенно перестаем ходить на большие приемы и видимся в основном с одними и теми же немногочисленными людьми в их собственных, довольно тесных жилищах.

Сегодня ночью опять был налет. Наша квартира находится недалеко от бункера Цоо, только что построенного из толстенного бетона. Он очень высокий и весь ощетинился зенитными орудиями; считается, что это самое надежное бомбоубежище в этой части города. Когда зенитки начинают стрелять, дрожит земля, и даже у нас в квартире стоит нестерпимый грохот.

Суббота, 26 апреля.

Вчера были сброшены только две бомбы, но зато каждая весила 500 килограммов. Мы обнаружили дверь, ведущую в сад позади дома. Она может послужить запасным выходом на случай пожара. Но сад, разумеется, со всех сторон огорожен стеной. Мои занятия гимнастикой могут оказаться очень полезными, если придется через нее перелезать.

Ходила в итальянскую оперу, приехавшую на гастроли из Рима: «Джульетта и Ромео» Дзандонаи. Никогда прежде не слышала об этой вещи. Пели отлично.

Воскресенье, 27 апреля.

После церкви обедала со Стеенсон-Летом, датским поверенным в делах, пожилым человеком, у которого пятеро маленьких детей и очаровательная жена.

Война в Греции практически окончилась.[69]

Четверг, 1 мая.

С момента прихода Гитлера к власти это национальный праздник «похищенный» у коммунистов. Сидела в Тиргартене, читала письма от родных.

Воскресенье, 4 мая.

Ходила в новую маленькую русскую церковь на Фазаненштрассе. Певчие пели прекрасно, тон задавал бывший советский оперный бас.

Понедельник, 5 мая.

Сегодня, после лихорадочных сборов, Татьяна уехала в Рим. Елена Бирон сказала мне по телефону, что она оставит у портье своего дома письмо, чтобы Татьяна отвезла его в Рим. Когда я пришла за письмом, мне сказали, что за ним только что приходил от моего имени какой-то мужчина, и портье отдал письмо ему. Я перепугалась, так как знала, что в письме содержатся важные сведения о местонахождении польских военнопленных, которые Елена незаконно раздобыла через Красный Крест, где она работает. Мы слишком часто забываем, что телефоны могут прослушиваться даже у нас на работе. Теперь я внутренне готовлюсь к вызову в Гестапо.

На дворе ливень.

Четверг, 8 мая.

Воздушный налет. Я стала их бояться. Теперь каждый саз, как завоет сирена, у меня начинает учащенно биться сердце. Иозиас Ранцау поддразнивает меня этим.

Пятница, 9 мая.

Ко мне заходил на работу Альберт Эльц. Он провалился на экзамене на офицера и довольно расстроен.

Понедельник, 12 мая.

Сегодня днем ходила примерять шляпки. Теперь на любую одежду нужны карточки, а на головные уборы — нет, так что шляпки приобрели особое значение. Мы развлекаемся, приобретая их, и накопили уже порядочное число. По крайней мере, они позволяют хоть немного разнообразить внешний вид.

Вечером за ужином услышали по Би-Би-Си, что Рудольф Гесс[70] прилетел в Англию! Все гадают, почему он это сделал, и у каждого собственное объяснение.

Вторник, 13 мая.

На вечере у Ланза (из итальянского посольства) я сидела в уголке с Хассо Эцдорфом. Мы говорили о Гессе и о том, что из всего этого выйдет. Все находят эту историю довольно-таки смехотворной.

Среда, 14 мая.

Обедала с Паулом Меттернихом в «Ателье». Он только что из Рима. Представил мне в лицах, как встречался с «семьей». Рассказывал он об этом шутливо, но представляю, какое это для него было испытание.

После обеда мы попытались купить открытку с портретом Гесса, но похоже, что их уже успели изъять и теперь их не купишь ни за какие деньги. В одном магазине женщина даже набросилась на нас: «Wozu brauchen sie ihn denn? Er ist ja wahnsinnig geworden!»[71] такова официальная версия. Чтобы успокоить ее, мы притворились, что нас интересует весь «зверинец», и купили оба по карточке Геббельса и Геринга.

В отсутствие Татьяны Паул все время торчит у нас. Он терпеть не может Берлин, и у него нет здесь близких друзей. Как и в ДД, мы ежедневно получаем кипы розовых бумаг с грифом «совершенно секретно», содержащих последние международные известия и материалы из иностранной печати. Читать их не полагается никому, кроме немногих избранных, однако курьер приносит их незапечатанными. Паул, изголодавшийся по информации, все это пожирает, поскольку в немецких газетах сейчас нет буквально ничего. Если кто-нибудь войдет, это может нам очень дорого обойтись, но так как бюро Татьяны (где я временно работаю) находится в гараже, то мы обычно сносимся с остальным отделом по телефону. Единственное исключение — Ранцау и Луизетта Квадт, которые работают рядом, но им наплевать.

После обеда познакомилась с Эдгаром фон Юкскюлем, пожилым остзейским бароном, который до 1914 года состоял на российской дипломатической службе. Он очень тепло говорил о Папa, сказав, что он был одним из самых одаренных молодых людей в России и что со временем он непременно стал бы премьер-министром. Бедный Папa!

Прошел слух, что Сталин согласился уступить Украину немцам на девяносто девять лет.[72] Я вне себя от возмущения!

Воскресенье, 18 мая.

Берлинцы, известные своим остроумием, уже сочиняют остроты по поводу бегства Гесса. Например:

«Аугсбург[73] — город германского подъема».

«Би-Би-Си» сообщает: в ночь на воскресенье германские министры больше не прилетали».

«Сообщение ОКБ:[74] Геринг и Геббельс все еще прочно находятся в немецких руках».

«Тысячелетний Рейх превратился в столетний: одним нулем стало меньше».

«Что наше правительство сбрендило, это мы давно знаем, но что оно это признало — это нечто новенькое».

«Черчилль спрашивает Гесса: Так это вы сумасшедший? — Нет, лишь его заместитель».

Ко всему этому Ага Фюрстенберг, известная своим снобизмом и острословием, на днях добавила: «Если так пойдет и дальше, то скоро мы снова окажемся исключительно среди своих».