Не унывай! - Людмила Ивановна Иванова

Обворожительна была принцесса – Нина Дорошина. Я хочу передать атмосферу в труппе того времени: на роль принцессы ее уговаривала и рекомендовала Лилия Толмачева, которая и сама могла бы претендовать на эту роль. Но она понимала, что Нина может сыграть гораздо точнее, – круглолицая, нос пуговкой, смешная и наивная. И у всех только одна забота – успех общего дела.

И на Нину тоже бегала смотреть вся Москва – так она была хороша, такая озорная, влюбленная в Генриха, желающая с ним «целоваться, целоваться».

Генриха играл Владимир Земляникин (он пришел к нам уже «звездой», снявшись в фильме «Дом, в котором я живу»), затем Олег Даль, друга Генриха – Лев Круглый.

Повара играл Олег Табаков – весь воздушный, как и его пирожки, почти не касающийся земли. Замечательно играли и Сергачев – Министр Нежных Чувств, и Козаков с Тульчинским – Камергер, и Фролов – Генерал, в очередь с Гороховым, и Станицына – Гувернантка (помню ее виртуозный танец и костюм – черный, в крупную белую клетку, в обтяжку, зонтик и шляпка), и Волчек – Главная Фрейлина. Поэта играл Щербаков, Ученого – Заманский и Адоскин. Я играла в этом спектакле Первую Придворную Даму и иногда Главную Фрейлину в очередь с Волчек. Мы пели:

Эти немудреные стихи написал Михаил Светлов. Наш Министр Нежных Чувств (Сергачев) всегда очень удачно импровизировал. Однажды, когда все стояли за кулисами, он вдруг подпрыгнул и запел: «Мы в лесочек не пойдем, нам в лесочке стра-а-а-ашно!» Все понимали, что он имеет в виду цензуру. Он же заговорщицким шепотом говорил: «У нас такие секреты – обхохочешься!», намекая на нашу разведку.

Мальчишка из толпы в конце спектакля кричал, что король голый. Евстигнеев беспомощно оглядывался – мол, как же так, ведь когда его одевали, все говорили: «Роскошно и благородно!» Он вырывался из портшеза, в котором его несли, и убегал со сцены. Конечно, всем зрителям казалось, что он совсем голый, хотя на нем были плавки телесного цвета.

Очень оригинальным, ярким было оформление художника Валерия Доррера – два вращающихся круга с ширмами. Студенты театрально-технического училища защищали диплом, делая нам костюмы для этого спектакля из самых дешевых материалов, грим и парики. Например, у придворных дам парики были разноцветные: красный, черный, зеленый, а у меня – сиреневый. Фрейлины – в корсетах и белых лосинах. Правда, потом приемная комиссия потребовала, чтобы на фрейлин надели короткие юбочки. Но особенно возмутил комиссию «голый» Евстигнеев – в плавках, с голубой лентой, прикрывающей интересные места. Конечно, чиновников раздражало содержание спектакля: они узнавали себя в его героях.

Во МХАТе состоялось специальное расширенное партбюро, на котором взбешенный секретарь парторганизации Сапетов кричал: «Это не голый король, это голый Евстигнеев и фривольные фрейлины!» Позже нам сделали новые костюмы – закрытые до подбородка камзолы.

Мы пытались убеждать, но члены комиссии передергивали, перевирали факты. Я присутствовала на этом партбюро, поскольку была в то время секретарем парторганизации «Современника», а после заседания сидела и плакала от невозможности защитить спектакль и артистов, восстановить справедливость. Ефремов утешал меня: «Девочка, они начетчики, они привыкли приспосабливаться, и назвать белое черным им ничего не стоит…»

После этого спектакля постановлением партбюро МХАТ расторг с нами договор, и мы какое-то время скитались по разным театральным помещениям Москвы – Театр им. Пушкина, Театр киноактера, Сад им. Баумана, затем нашли себе помещение в гостинице «Советская».

«Голый король» шел много лет с огромным успехом. В 1963 году я родила первого сына и на двенадцатый день после родов вышла играть спектакль и отплясывала на вертящемся круге, хотя перед глазами все плыло и я еле-еле держалась. Но тогда мы не использовали даже положенный декретный отпуск.

Пожалуй, правильно Михаил Козаков написал в своей «Актерской книге»: «С 5 апреля 1960 года и по сей день “Современник” не знает пустых мест в зале, и сделал это “Голый король”».

Вспоминаю, как в Ленинграде состоялся первый творческий вечер артиста театра «Современник» – конечно же, Евгения Евстигнеева. Ефремов говорил, что это такое же большое событие, как бенефис, поэтому участвовать должна вся труппа. Он все организовывал, носился, как церемониймейстер, хотел, чтобы «прозвучали» большой артист Евстигнеев и обязательно весь театр!

Вечер проходил в здании ВТО на Невском проспекте, играли целый акт из «Голого короля». Я решила придумать Жене какой-нибудь оригинальный подарок. Я подбила Валю Никулина поймать во дворе гостиницы «Московская», где мы жили, кота. Завязали ему бант, посадили в сумку, понесли. Кот смирно сидел в сумке целый вечер, пока я играла. Мы вынесли его на сцену, кот испугался яркого света и множества людей, стал вырываться, верещать и царапаться. Женя испугался: «Я кота не возьму!» Кто-то из артистов выручил, подхватил кота и унес. Мы, улыбаясь, задом ушли со сцены, а за кулисами Евстигнеев сказал: «Ты что, с ума сошла?» Я его успокоила, сказав, что кот взят «напрокат». После вечера все пошли на банкет, а мы с Никулиным под теплым весенним дождем отправились пешком по Невскому в гостиницу вернуть кота в его родной двор и очень смеялись по дороге.

В советские годы самыми запоминающимися стали гастроли в Тбилиси. Это был праздник! Мы привезли «Голого короля», и народу собралось столько, что к театру не подойти. Помню, я высунулась в окно второго этажа и просила людей расступиться, чтобы пропустить актеров, а то спектакль не состоится.

Нас возили на экскурсии в горы, показывали старинные храмы. У кого были собственные машины, так всё организовали, чтобы артисты могли ими пользоваться. У меня день рождения 22 июня, и с утра мне принесли колоссальный букет в виде сада: один знаменитый тбилисский художник сделал плетень с кувшином, из цветов выложил клумбу – короче, настоящий сад.

Однажды мы поехали смотреть храмы в компании с Галиной Волчек, Мишей Козаковым, завтруппой Лидией Владимировной. Не помню, был ли с нами Ефремов; наверное, был. Мы остановились перекусить в маленькой харчевне. Нам подали вино, редиску, кресс-салат, кинзу и лаваш – больше там ничего и не было. Мы с удовольствием пили молодое вино, а я обратила внимание, что за соседним столом сидит большая компания крестьян и каждый из них вставал и очень эмоционально говорил длинные тосты. Это совершенно завораживало, и я попросила человека, который повез нас на эту экскурсию, перевести хотя бы один тост. В это время встал очень высокий старый человек. Наш спутник стал переводить. Содержание примерно такое: на первый взгляд, наша Грузия очень маленькая. Но ведь здесь горы, а если их расправить, то она станет огромной! Меня просто поразили эти мысли и образы.

Позже я познакомилась с композитором Константином Певзнером, руководителем знаменитого в то время ансамбля