Владимир Аллилуев - Сталин – Аллилуевы. Хроника одной семьи

Не случайно после войны появилось множество версий о судьбе Якова Джугашвили, которого якобы видели то в Италии, то в Латинской Америке. Явилось миру сонмище "очевидцев" и ловких самозванцев. Фантазии продолжают гулять по страницам прессы и в наши дни, не гнушаются их пересказывать или сочинять новые и отечественные журналисты. Одной из "свежих" версий является байка о том, что Яков натурализовался в Ираке, а Саддам Хусейн — его сын.

Однако документы "Дела №Т-176" не оставляют места для домыслов. В них зафиксировано, что Яков попал в плен 16 июля 1941 года, имени своего не открывал, а узнали о нем гитлеровцы 18 июля через какого-то военнопленного.

Сначала Яковом занимался майор германской армейской разведки Вальтер Холтерс из штаба фельдмаршала фон Клюге. Он зафиксировал в своих допросных протоколах, что Яков Джугашвили считает плен позором и если бы он своевременно обнаружил, что остался изолированным от своих, он застрелился бы. Он убежден, что новое устройство в Советской России более соответствует интересам рабочих и крестьян, чем в прежние времена, и посоветовал офицеру абвера самому поинтересоваться об этом у советских людей. Джугашвили сказал, что он не верит в возможность захвата Москвы немцами. На предложение написать семье, Яков ответил отказом. Решительно отверг и предложение передать по радио его обращение домой. Когда же ему намекнули, что здесь могут соорудить агитлистовку от его имени и воззвать советских солдат сдаваться в плен, он издевательски рассмеялся. "Никто этому не поверит!".

Поняв, что сотрудничество с Я. Джугашвили не состоится, его передали в штаб-квартиру группы войск фельдмаршала фон Бока. Здесь его допрашивал капитан В. Штрик-Штрикфельд, профессиональный разведчик, в совершенстве владевший русским языком. В его секретную сверхзадачу входила вербовка плененных военачальников на службу оккупационным властям. В. Штрик-Штрикфельд, благополучно доживший в ФРГ до своей смерти в 1977 году, оставил воспоминания о том, как он безуспешно пытался завербовать Якова на место, впоследствии занятое генералом Власовым. В частности, он рассказывал о решительном неприятии Яковом его рассуждений о духовно-расовом превосходстве германской нации. "Вы смотрите на нас, словно на примитивных островитян южных морей, — парировал Джугашвили, — но я, находясь в ваших руках, не обнаружил ни одной причины смотреть на вас снизу вверх". Яков не уставал повторять, что не верит в победу Германии.

Теперь Я. Джугашвили передают в распоряжение ведомства Геббельса. Для начала его поселяют в роскошный отель "Адлон" под неусыпной охраной гестапо и проводят новый тур обработки, но вновь терпят неудачу и переводят его в офицерский концлагерь Любек, а затем — в концлагерь Хаммельбург. Капитан А. К. Ужинский, москвич, находился тогда в этом лагере. Однажды на его глазах охранник стал выводить на одежде Якова буквы СУ (Совиет Унион), он расчертил ее всю, вплоть до пилотки. Пока "художник" трудился, Яша обернулся к толпившимся рядом пленным офицерам и громко крикнул: "Пусть малюет! "Советский Союз" — такая надпись мне делает честь. Я горжусь этим!".

Есть очевидцы таких слов генерала Д.М. Карбышева, сказанных им в адрес Якова (в апреле 1942 года генерала доставили в Хаммельбург): "К Якову Иосифовичу следует относиться как к непоколебимому советскому патриоту. Это очень честный и скромный товарищ. Он немногословен и держится особняком, потому что за ним постоянно следят. Он опасается подвести тех, кто с ним будет общаться".

А вот свидетельство из стана врагов. Эсэсовец И. Кауфман, бывший охранник в Хаммельбурге, писал в 1967 году на страницах западногерманской газеты "Вильд ам эснтаг": "Сын Сталина выступал в защиту своей страны всякий раз, как представлялся случай. Он был твердо убежден, что русские победят в войне".

Как известно, Сталин отверг предложение нацистов обменять сына на Паулюса. Председателю шведского Красного Креста графу Берндоту он ответил лаконично: "Я солдат на фельдмаршала не меняю". Думаю, эта фраза стоила ему глубокой зарубки на сердце. Такие раны не заживают.

Поняв, что Я. Джугашвили им не сломать, они охладели к дальнейшей психологической игре и перевели его в Заксенхаузен, где содержали в спецблоке под охраной эсэсовцев из дивизии "Мертвая голова".

В "Деле № Т-176" зафиксировано, что незадолго до своей гибели заключенный заявил: "Скоро германские захватчики будут переодеты в наши лохмотья и каждый из них, способный работать, поедет в Россию восстанавливать камень за камнем все то, что они разрушили".

Его убили выстрелом в голову 14 апреля 1943 года. Якобы при попытке к бегству — эта формула у гитлеровцев была хорошо отработана. Убил Якова эсэсовец-охранник Конрад Харфиш в присутствии начальника караула эсэсовца Карла Юнглинга.

Когда Иона Андронов готовил свой документальный очерк "Узник Заксенхаузена" к публикации, эти эсэсовские палачи преспокойно жили в ФРГ, и Харфиш на встрече с журналистами открыто заявил: "Это точно, что я в него выстрелил".

22 апреля 1943 года Гиммлер направил в МИД на имя Риббентропа под грифом "Совершенно секретно" рапорт СС и личную депешу: "Дорогой Риббентроп! Посылаю вам рапорт об обстоятельствах, при которых военнопленный Яков Джугашвили, сын Сталина, был застрелен при попытке к бегству из особого блока "А" в Заксенхаузене близ Ораниенбурга. Хайль Гитлер! Ваш Генрих Гиммлер".

Спустя тридцать четыре года Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 октября 1977 года Я.И. Джугашвили был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени, 1 февраля 1985 года орден был передан на хранение его дочери Галине Яковлевне.

Самоубийство Надежды дважды ударило по ее детям: оно рано лишило их матери и крайне ожесточило отца. Сильнее всего удар этот прошелся по Василию, которому в 1932 году было 12 лет. Это возраст сложный, ломкий, если еще учесть, что Василий с детства был "трудным ребенком". Такие дети особенно остро нуждаются в близком человеке, способном понять подростка и направить его неуемную энергию в нужное русло, не дать ему "разболтаться", обрести внутренний контроль за поступками, не допустить вседозволенности.

Но судьба распорядилась иначе, рос он почти беспризорным. Надежда, которую Василий сильно любил, обязана была ради сына пожертвовать даже своим "я". Но. Но она перепоручила воспитание сына, да и дочери тоже, совсем не близкому детям человеку — Муравьеву Александру Ивановичу, хотя, быть может, и очень хорошему. В конце концов такое отношение к детям обернулось против нее самой, она не обрела в них опору и радость. В "Двадцати письмах к другу" воспроизводится один диалог, услышанный Александрой Андреевной Бычковой (няней Светланы), который произошел между Надеждой и ее гимназической подругой незадолго до самоубийства. На вопрос подруги: "Неужели тебя ничего не радует в жизни?" — она ответила: "Ничего не радует. Все надоело! Все опостылело!" — "Ну а дети, дети?" — "Все, и дети". Услышав это, няня поняла, что Надежде действительно надоела жизнь.