Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди - Юрий Александрович Соколов
Из всего сказанного можно сделать ряд выводов. Свенельд оставался в первом ряду киевской военно-политической элиты в течение более тридцати лет (начиная с 945 года), но его положение не являлось неизменным. Возможно, он и в самом деле числился воспитателем Святослава, однако не более чем «числился»: влияние его на Святослава незначительно. Свенельд был при Ольге Мудрой слишком крупной фигурой, чтобы заниматься приглядом за молодым князем. Свое исключительное положение он утратит с кончиной княгини. Первое место займут боевые соратники Святослава, причем, его ровесники. Кроме возраста их объединяли равнодушие к судьбе Руси и авантюризм. Но и Святославу был нужен, как и его бабке, стареющий Свенельд. И нужен был именно по той же самой причине: он был соединяющим звеном между варягами и Киевом, т. е. той киевской знатью, которая сформировалась при Ольге. В отличие от Святослава и его окружения, которые не имели никакого представления об управлении страной, Свенельд это знал отлично и был совершенно незаменим в качестве управляющего. Но именно по этой причине Святослав и не смог оставить его в Киеве в 970 году – Святославу не нужен был порядок и мир на Руси между образованными им уделами. Во время войны Свенельд вряд ли командовал отдельными отрядами, но оказался востребован в критической ситуации, когда нужно было вести на достойном уровне переговоры с византийцами. Правда, судя по всему, к этому времени из крупных фигур вокруг Святослава уже никого и не осталось – князь не умел щадить людей, безжалостно и бездумно бросая их в топку своих многожертвенных авантюр.
Итак, Свенельд был качественно иной фигурой, чем Святослав и, кроме того, как «человек Ольги», имел к великому князю слишком много претензий и политического, и личного характера. Во-первых, Святослав разрушал все то, что Свенельд создавал под руководством Ольги. Во-вторых, Свенельд именно благодаря Святославу утратил свое первое место в военно-политической элите. Его выдвижение на первый план в середине июля 971 года объясняется только «кадровой пустотой», но никак не свидетельством особого доверия великого князя к первому помощнику своей грозной и мудрой бабки. Свенельд не мог не понимать, что Святослав найдет для себя новых, подобных себе, авантюристов-воинов. Нужен ли ему тогда будет старый воевода? Очевидно, что нет. В случае возвращения Святослава в Киев Свенельда в лучшем случае ожидало бы прозябание. В худшем – гибель. Нестор в летописи пишет, что Свенельд в 971 году предупреждал Святослава: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги». Но кто даже во времена Нестора, т. е. уже в начале XII века, мог проверить, опровергнуть или подтвердить эти слова? В 971 году даже многоопытный Свенельд вряд ли мог знать, что будет весной следующего года. А если, предположим, знал, то, исходя из сказанного выше, совершенно логично выглядят его дальнейшие действия – увезти большую часть оставшихся после Доростола воинов и тем самым окончательно обречь великого князя на гибель от печенежских мечей? В эпизоде с предупреждением, очевидно надуманном, какие Нестор преследует цели? Оправдывать Свенельда нет необходимости – он не относился к клану Рюриковичей, не связан был ни родством, ни дружбой с Владимиром Святым. Наоборот, был его врагом и, возможно, если бы после стремительного похода на Новгород воеводу не унесла в силу его старости смерть, едва ли Владимиру удалось бы обмануть Ярополка и овладеть киевским «золотым столом». Вряд ли Нестор подобным образом также и стремился напомнить о «прямодушии» Святослава, который добровольно пошел в расставленную западню, оказавшуюся для него смертельной. Святослав не мог не догадываться о печенегах на Днепре, однако же выбрал именно этот гибельный путь, что свидетельствует не столько о его прямодушии, сколько об отчаянии и безвыходности положения. Возможно, Нестору нужно было как-то объяснить тот факт, что, оказавшись на зимовке в Белобережье, боевые соратники – князь и его воевода – имели разную судьбу. Нужно было как-то объяснить, каким образом Свенельд оказался в Киеве, а Святослав погиб.
Но, быть может, дело и в ином. Возможно, из «Повести временных лет» исчезли некоторые фрагменты (не исключено, что по вине Сильвестра, игумена Михайловского Выдубицкого монастыря, завершавшего официальную летопись в 1116 году не в годы правления Святополка II, а при Владимире Мономахе)[18]. Например, подобные тому, что сохранились в «Иоакимовской летописи». В одном из ее фрагментов говорится о том, что Святослав еще осенью 971 года напоролся на днепровских порогах на печенегов, после чего и отошел в Белобережье, где решил зиму переждать (странно, неужели Святослав надеялся, что печенеги уйдут сами?). Во время зимовки, голодной и нервной по причине близости опасного противника, случилась ссора между язычниками и христианами. Святослав принял, естественно, сторону язычников, и христиане, обвиненные в сговоре с византийцами и в том, что они способствовали поражению на Дунае, были казнены. Среди казненных был и некий Улеб, лидер христиан в войске Святослава. М. Брайчевский в исследовании об утверждении христианства на Руси (Киев, 1989 год) априори считает (как-то считали и в XIX веке), что Улеб – двоюродный или младший брат Святослава. Не с погромом ли христиан связан уход Свенельда и части дружины? Во всяком случае, о вероисповедании Свенельда нам ничего не известно. Но он был равноапостольной княгине Ольге самым близким и самым верным человеком; если он не был крещен, то, во всяком случае, не мог без сочувствия относиться к христианству. Заметим: вернувшись в Киев, Свенельд становится фактическим главой правительства, даже «чуть больше» (так сказать, «киевским майордомом»), а в Киеве множество христиан, в том числе и среди знати. И старший хотя бы по факту наследия сын Святослава Ярополк был весьма близок христианам. Вот, правда, источник не слишком-то надежный. Полного текста «Иоакимовской летописи» не существует – известны лишь фрагменты, сохраненные петровским историком Василием Никитичем Татищевым. Он, конечно, личность даже для своего поворотного для судеб России времени исключительная. Этот «птенец гнезда Петрова», происходивший из смоленской ветви Рюриковичей, занимался и промышленностью, и налогами, и сыском; был и обер-церемониймейстером, и организатором Монетного двора, и усмирителем восстаний, познал карьерные взлеты и падения, но более всего известен как один из первых российских историков. Яркий и сильный был человек – часто ли в нашей истории возвращался монарху «за ненадобностью» орден св. Александра Невского? С 1745 года он до конца своей
