Георгий Метельский - До последнего дыхания. Повесть об Иване Фиолетове
Она села рядом.
— Что читаешь?
— «Капитал» называется. Карла Маркса… В новом кружке изучаем. Я думал — тебя там встречу.
— Не встретишь, Ванечка. Уезжаю.
— Уезжаешь? — Он удивился. — Куда?
— На родину. На Воткинский казенный завод.
— Чего ж так, Леля? — Он недоуменно и жалостно посмотрел на нее.
— Да за муженьком… Надоело ему тут. Решил вернуться.
— А тебе? Тебе тоже надоело?
— Мне не надоело, Ванечка. Только куда иголка, туда и нитка… Завтра вечером едем. Уже вещи сложили.
— Я тебя на вокзале провожу… Отпрошусь у мастера…
— Не надо… — Она погладила рукой его волосы. — А ты очки начал носить? Плохо видишь? Тебе идет в очках.
— Неужели мы с тобой больше не увидимся?
— Выходит, что нет. — Она вздохнула. — Мне самой не хочется ехать. Тут кружок был. Листовки расклеивала. На манифестацию ходила… А там что?
— Там тоже можно в кружок ходить. Наверно, есть. Теперь повсюду на заводах есть кружки. И забастовки бывают, и манифестации… Какой это губернии твой Воткинский завод?
— Вятской. А тебе зачем?
— Думаю, если ссылают в эту губернию, то, может, я туда попаду. Говорят, место высылки можно выбирать.
— Не знаю, Ванечка… А чего это ты о ссылке заговорил? Грозит что?
— Всяко, Леля, может случиться.
— Я тебе свой адрес дам. Может, письмецо когда пришлешь.
Он проводил ее почти до дома. Стемнело. Где-то тоскливо пела гармонь. Плакал ребенок.
— А теперь прощай, Ванечка. Вон окошко наше горит. Не хочу, чтоб мой Иван тебя видел.
— Прощай, Леля. — Он силился улыбнуться, но улыбка получилась жалкой и вымученной.
— Не поминай лихом… — Она вдруг обняла его и крепко поцеловала в губы. — Прощай!
«Ну вот и все», — невесело думал Фиолетов, возвращаясь ночью домой.
Кажется, совсем мало знал он Ольгу, и виделся с ней скудно, и разговоры с ней вел не столько наяву, сколько в мыслях, лежа на узкой койке, а глянь, ушла Ольга, чтобы никогда больше не встретиться с ним, — и что-то вдруг оборвалось у него внутри.
Не помня себя от огорчения, он долго шел без всякой цели, только бы идти, и очнулся лишь на какой-то незнакомой шумной улице. У большого магазина собралась толпа. Фиолетов машинально глянул на витрину и увидел там портрет адмирала Макарова, про которого часто упоминали сводки с театра военных действий. Все так же машинально он присоединился к толпе и тоже стал смотреть на витрину. К портрету подошел приказчик и обвил его черным крепом. И в этот миг все, кто был в толпе, обнажили головы, и кто-то тихо, но так, что все услышали, произнес: «Упокой, господи…»
Партийные активисты Баку работали в разных местах, порой очень далеких друг от друга. Вместе они собирались раз в месяц, а в экстренных случаях прибегал посыльный.
Сегодня к Фиолетову домой приехал на отцовском ослике Абдула.
— Здравствуй, Ванечка! — сказал он, просовывая в дверь голову. — Тебя можно на минутку?
Фиолетов вышел. Он знал: если Абдула не заходит в дом и не интересуется здоровьем всех его родственников, значит, он должен сообщить что-то секретное.
— Завтра после смены приходи к Красину, — шепнул Абдула.
…Собирались по одному, тихонько проходили в комнату с зашторенными окнами, здоровались. Фиолетов пожал руку Вацеку, Енукидзе, нескольким парням, которых видел впервые. Вздохнул, что нет Монтина — еще в прошлом году Петр попал в тюрьму. Наконец шумно отворилась дверь и быстрой, решительной походкой вошел, как всегда, подтянутый, щеголевато одетый Красин.
— Здравствуйте, товарищи! Простите, что заставил вас ждать.
Он не сказал, что, засучив рукава крахмальной сорочки, только что помогал рабочим кантовать ротор вспомогательной динамо-машины, которую должны были установить на станции.
— Как вы знаете, мне выпала честь принимать участив во Втором съезде РСДРП, — начал Красин. — Съезд был во всех отношениях примечательный. Достаточно сказать, что съезд принял революционную, — он выделил голосом это слово, — Программу партии. Проект Программы, принадлежащий Плеханову и Ленину, — вы все его читали, он был опубликован в «Искре» и «Заре» — отличается от всех других программ, в частности от программ партий Второго Интернационала, четко сформулированной идеей диктатуры пролетариата.
Красин умел говорить горячо, образно, и Фиолетову казалось, что он сам побывал на съезде, до хрипоты спорил с противниками Ленина, клеймил оппортунистов, противников «Искры», голосовал за Программу партии и за ее Устав, первый пункт которого вызвал такие ожесточенные споры.
— После всего, что вы услышали о съезде, — сказал Красин, — я бы хотел знать, с кем вы пойдете — с Лениным или с Мартовым? С большинством или с меньшинством?
Первым ответил Фиолетов:
— С Лениным, конечно!
За ним поднял руку Вацек:
— С Лениным!
За Вацеком — Енукидзе:
— С Лениным!
— Что касается меня, то я бы предпочел пока воздержаться от ответа, — произнес незнакомый Фиолетову полный мужчина, похожий обликом на восточного князя. — Мой народ намерен создать свою партию.
— Собираетесь пойти по стопам Бунда, товарищ Аракельян? — быстро спросил Красин.
— Каждая нация, и особенно такая угнетенная, как армянская, должна отстаивать свои узконациональные интересы. — Он демонстративно поднялся и взялся за шляпу.
— Что ж, товарищ Аракельян, дело ваше, — сказал Красин. — Не смею задерживать.
Засиделись допоздна. Пили вприкуску крепкий чай из грушевидных стаканов. Леонид Борисович долго не отпускал никого.
— Возможно, мы больше с вами не встретимся, друзья, — сказал он на прощание. — Мне очень нравится здесь, я искренно полюбил и вас, и этот чудесный город. Но… он развел руками. — Цека предложил мне покинуть Баку…
Глава шестая
Во второй половине 1904 года в Баку на жительство приехали два человека, обратившие на себя внимание губернского жандармского управления.
Один из них, прибывший из Грузии, был исключен из Тифлисского учительского института за участие в «противуправительственных действиях», «член преступного сообщества, именуемого Российской социал-демократической партией» Прокофий Джапаридзе, партийная кличка которого — Алеша — также была известна жандармскому управлению. В Баку Алеша прибыл по направлению Кавказского союзного комитета РСДРП. Второй человек, взятый на заметку, из Ярославля, сын военного лекаря Александр Митрофанов Стопани, земский статистик, делегат Второго съезда партии, состоявший под гласным надзором полиции. Его направил в Баку Центральный Комитет РСДРП.
— Стопани и Джапаридзе — стойкие большевики, настроены по-боевому… Да ты сам увидишь, — говорил Вацек Фиолетову по дороге на конспиративную квартиру.
Оба новых товарища уже были на месте. В сторонке, у окошка, сидел Петр Монтин и наблюдал за улицей — не покажется ли соглядатай.
— Знакомьтесь, товарищи, — сказал Вацек. — Это член Бакинского комитета РСДРП Иван Тимофеевич Фиолетов. Между прочим, мы все зовем его просто Ванечкой.
— Что ж, подходит, — блеснув глазами и улыбаясь, заметил Джапаридзе.
Фиолетова поразили большие, цвета спелой сливы глаза Джапаридзе, необычайно выразительные, глядя в которые было легко догадаться о настроении этого человека. На матовом лице резко выделялись черные закрученные кверху усики и небольшая ухоженная бородка. В сравнении с жизнерадостным кавказцем Стопани выглядел не так живописно. Его узкое, худое лицо казалось еще длиннее от острой бородки, обвислых усов и взъерошенных волос. Но так же, как и у Джапаридзе, из-под густых бровей глядели внимательные, умные глаза, с интересом смотревшие на Фиолетова.
— Александр Митрофанович устроился статистиком в совете съезда нефтепромышленников, — пояснил Вацек. — Хорошо устроился. Теперь будем знать про всякие закулисные махинации наших благодетелей.
Больше никого не ждали, и все уселись за стол.
— Что ж, товарищи, начнем, — сказал Стопани. Среди присутствующих он был самым старшим по возрасту и по стажу революционной борьбы. — Я не так давно в Баку, но, как мне кажется, успел разобраться в обстановке, а посему разрешите мне высказать свои соображения о положении дел. В нашей организации берут верх меньшевики. Они пролезли в местный комитет партии и изо всех сил стараются расколоть рабочее движение. Братья Шендриковы, вы знаете, пытаются помешать объединению рабочих и сеют между ними национальную рознь. Получается, товарищи, печальная и тревожная картина. Кучка авантюристов, спрятавших свой меньшевистский хвост за беспартийную «организацию балаханских рабочих», на каждом шагу вредит нам, вставляет палки в колеса.
— А чего стоят их демагогические призывы к стачке! — сказал Вацек. — Причем немедленно, без подготовки.
