Ольга Ерёмина - Иван Ефремов

В романе «Русь Великая» пятая глава называется «Крепче стань в стремя». Она повествует о XII веке, об одном дне старого дружинника боярина Стриги и его молодой жены Елены. Боярин Стрига проживает богатый день: показывает посланцу князя Владимира Мономаха хозяйство пограничной крепости Кснятин, пускается в погоню за половцами, в единоборстве, раненый, побеждает хана и берёт половцев в плен. Договаривается о выкупе — за каждого по четыре русских пленника. Беседует с приехавшими гостями о древних жителях этих земель, о политике Византии и делах Владимира Мономаха, о персидском предании, рассказанном купцом «из индов», об умельце по имени Жужелец, сделавшем крылья, о том, как отличить силу от насилия…

Боярин Стрига много старше своей жены, одолевают его недуги, он чутко прислушивается к переменам в себе: «Не хочет он сходить с поля, ему невыносима мысль о бездействии». Жена хочет понять душу мужа: «Елена знала — есть ещё много сил у любимого. Не было б силы, он в слабости бы не каялся. Душа его ищет, живёт и растёт в нём таинственным ростом. Изменяется он — стало быть, бьётся в нём сильная жизнь. И радовалась женщина цветенью неизносимой мужественности того, кого избрала, быв ещё девочкой. Доведись начать всё сначала, опять его взяла бы из многих».

Так друг смог постичь глубинную сущность отношений в семье Ефремовых, перенеся их силой своей фантазии в Древнюю Русь.

Немало перекличек в романах Иванова и Ефремова.

Портнягин, тонко чувствуя состояние Ивана Антоновича, признавался: «Недавно перечитывал чудные письма Бориса Леонидовича <Смирнова>. А познакомился я с ним потому, что Вы мне подарили VII томик «Махабхараты». Сейчас заканчиваю редакцию перевода лекций П. Д. Успенского — «Четвёртый путь». Пытаюсь во многом следовать умным вещам, содержащимся там. К этому чистому роднику я вышел потому, что Вы познакомили меня с Ф. П. <Беликовым, биографом Рериха>. Это не сентиментальные разговоры, это понимание того глубочайшего влияния, которое Вы оказали на меня. Я знаю, что каждый сам идёт по своему Пути. Это так, но бывают перепутья, так ведь? И на них очень нужен свет. Этот свет дали мне Вы и Борис Леонидович».[277]

Иван Антонович читал лекции П. Д. Успенского «Четвёртый путь» в переводе Портнягина, просил его отпечатать в двенадцати экземплярах, чтобы давать для знакомства друзьям, ибо до издания этой книги ещё очень далеко. И пусть читают!

В марте 1968 года был закончен роман «Час Быка». В начале мая его успел прочитать и высоко оценить Портнягин, на праздники приехавший в гости к Ефремовым. Теперь немного отдохнуть — и можно подумать о Тайс, коли будет на то Божья воля. Иншалла!

«Как паровоз через лес»

К 20 мая 1968 года «Час Быка», начатый в 1961 году, был перепечатан начисто. Иван Антонович, как обещано, отдал рукопись в «Октябрь», но главный редактор Кочетов болел, а его заместитель Стариков убоялся и отверг роман.

На очереди стояли журналы «Москва» и «Знамя». Пока редакторы знакомились с новой рукописью, Иван Антонович перечитывал «Лезвие бритвы». Он давно хотел добавить некоторые вставки, надеясь, что его любимый роман будут переиздавать, но пока делать этого никто не спешил. Вставки всё же были написаны, и мысли теперь обращались к повести из древнегреческой жизни, задуманной ещё в начале 1950-х годов. Повесть эту, грустно думал Ефремов, никто не будет издавать: «Видно, уж сейчас я вышел из нужных для момента предметов и пру, как паровоз через лес. Но жить осталось немного и писать ещё то, что неинтересно или кажется мне неважным, — провались оно!»[278]

К концу лета стало понятно, что и «Москва», и «Знамя» не рискуют взяться за публикацию «Часа Быка». Август грянул неслышным громом: ввод советских войск в Чехословакию стал решительным концом оттепели. Все словно затаились в ожидании: каким теперь станет курс партии. Момент для публикации остросоциального романа был явно неблагоприятным.

Издательство «Молодая гвардия», заявившее о готовности в 1969 году опубликовать новый роман отдельной книгой, требовало смягчения или снятия важных, с точки зрения автора, мест, на что Ефремов не соглашался: пусть лучше роман полежит; может, его вообще стоит выдержать как вино.

Самым отважным из журналов оказался верный Ефремову «Техника — молодёжи»: договорились, что роман с большими сокращениями будет печататься, начиная с десятого номера 1968 года. А пока Иван Антонович раздал для чтения машинописные экземпляры романа своим друзьям и коллегам-фантастам.

Не уехавший в этом году на дачу Ефремов оказался в эпицентре внимания гостей. Август — сезон проезжающих, и многие из знакомых стремились попасть в Москву именно для встречи с писателем. Кто только не был в гостеприимной квартире на улице Губкина! Индийцы, итальянцы, американцы, немцы, чехи… О своих даже говорить не приходится! Каждый день — новые лица. После двух лет работы вернулся из Сирии Аллан — видно было, что он сильно отвык от всех родных.

На беду, у Ефремова разболелась нога — в том самом месте, куда летом 1929 года в Средней Азии пришёлся удар бандитов. Проткнутое колено напомнило о себе отложением солей именно в месте ранения. Но мало кто из гостей догадывался о том, что радушному хозяину трудно ходить.

Осенью поток гостей поредел, и настало время писем. В октябре, окунувшись в золотую осень «Узкого», Ефремов с удовольствием читал отзывы друзей на новый роман. Особенно ценным было мнение Евгения Павловича Брандиса, знатока фантастической и приключенческой литературы, глубокого и чуткого исследователя. Он писал:

«Уже больше недели живу под неослабным впечатлением «Часа Быка». После «Туманности Андромеды» не могу назвать произведения, которое оказало бы на меня столь сильное воздействие. По привычке, читая, делал заметки и выписки. Если при чтении обычного рядового романа записи занимают 1–2 страницы, то здесь понадобилось 46 страниц, да и то пришлось ужиматься за недостатком времени. Поразительное богатство идей — животрепещущих, без промаха бьющих в цель, бездна ассоциаций и аналогий, острейших формулировок и афоризмов, высокая интеллектуальность — таково первое и самое общее впечатление. Отсюда своеобразие: роман перерастает в философский, социологический и футурологический трактат, требующий от читателя максимального напряжения. Для любителей лёгкого чтения это — недостаток, для тех, кто ищет в научной фантастике занимательности и сюжетных хитросплетений, — разочарование. Но в моих глазах это первейшее достоинство, настоящий праздник. Вероятно, так же воспримут «Час Быка» тысячи квалифицированных, думающих читателей. Хотелось бы очень, чтобы отдельное издание вышло в полном виде или, во всяком случае, без больших сокращений. Не уверен, что всё пропустят в таком виде, как есть, и будет очень обидно, если роман пострадает. Он интересен и в жанровом отношении. Я не знаю другого произведения, где соединялись бы вместе так плотно и неразрывно позитивное и негативное начало, «утопия» и предупреждение. Одно уравновешивает другое. Идеал отчётливо противоречит тому, что отвратительно и внушает наибольшую тревогу. В этом преимущество «Часа Быка» перед всеми романами-предупреждениями и тем более — антиутопиями (мне кажется, следует разграничивать эти жанры). Тем самым «Час Быка» — произведение новаторское и по содержанию, и по форме.