Станислав Лем - Черное и белое (сборник)

Вы отлично осознаете: все, что вы натворили, было только голографической видимостью и компьютеризированным обманом – вы же не обидели и мухи, никого пальцем не тронули, хотя ваш автомобиль имеет определенные следы пережитых приключений в виде разорванных в клочья полицейских фуражек, разбитых очков, дамских трусиков, зубных протезов, собачьих поводков, портфелей – и всякого такого прочего. Вы довольны собой, показываете смотрителю протокол своей поездки, взятый из автомобиля, пережившего приключения но этот человек, к вашему удивлению, смотрит на вас почти с сочувствием и замечает, что сдерживаться не обязательно, хотя, впрочем, на первых порах все ведут себя скромно. «Да что же можно было натворить еще?» – спрашиваете вы, смутившись, и вам отвечают, что есть тобинозависимые (некоторые называют их тобинцами – по созвучию с якобинцами), которые устанавливают рекорды, проезжая через дома, через спальни с супругами, причем последние со всей семьей превращаются в облако пыли, что есть даже такие, кто преследуют исключительно пешеходов определенного типа, например (как бы банально это ни звучало!) пожилых женщин, которые похожи на их тещ или на бывших жен (а если тобинец женщина, то он преследует, наоборот, мужчин). И вы узнаете, что можете взять с собой за небольшую плату в качестве сувенира и трофея кое-что из разбитого вашим автомобилем.

Болтливый смотритель даже рассказывает вам об одном господине, который поселился в Тобине и не собирается переступать ее порог. Наконец, он предостерегает вас, что сейчас по дороге домой вы должны быть особо внимательны, потому что теперь вы себе ничего, совершенно ничего больше не можете позволить!

Возможно, выше представленное описание, претендующее на заявку на патент, вызовет у читателей некоторое моральное возмущение. Что за идея – отвратительная, прямо-таки гнусная! Боюсь, такого рода возмущение здесь неуместно. То, о чем я рассказал, называют самосбывающимся прогнозом. Нравится это кому-то или нет – мне это определенно не нравится, – Тобины будут существовать, когда соответствующие голографические технологии и технологии дистанционного управления достигнут нужного уровня. Не беспокойтесь, эта рыночная ниша будет заполнена, причем таким предприятием, оснащение которого будет намного превосходить то, что я здесь изобразил. Вы думаете, это немыслимо? Но примерно десять или пятнадцать лет назад так же немыслимы были порноконцерны с миллиардными оборотами. Или бескорыстные убийцы, которые переименовали себя в идеологически мотивированных террористов. Все это – неизбежные побочные явления общества массового потребления. Законодательство – конечно! – не даст разрешения первым проектировщикам садистских фата-морган. Но также было и с порноиндустрией, и с кинофильмами: еще несколько десятилетий назад в Америке было строго запрещено показывать на экране внутреннюю сторону женского бедра. А сейчас с дочерьми тех актрис любовные интриги разрешается заводить обезьянам и инопланетянам, оснащенным искусственными (а то и настоящими) инструментами совокупления. Тот же процесс проникновения и развития начнется и здесь – с робких попыток. Можно даже уже сейчас представить себе все голоса «за» и «против», которые будут сопровождать это событие. Одни журналисты скажут, что потенциальный насильник выпустит в Тобине пар, поэтому нужно считать ее морально оправданным профилактическим мероприятием находящейся в стадии зарождения «техноэтики». Противники возразят, что речь идет подготовке преступников самого скверного типа. И вскоре обвиняемые в убийстве станут уверять суд, что они переехали соседа исключительно по рассеянности, так как полагали, что находятся внутри Тобины, считая это смягчающим обстоятельством. Что касается моей личной точки зрения на эту тему, то должен признать, что, пожалуй, посещению Тобины я все же предпочту посещение кинотеатра с экраном. Осознавая свою абсолютную невинность, Тобину я посетил бы из чистого любопытства. И знаю заранее, с каким глубоким отвращением я бы ее покинул. Правда, во время поездки домой я постепенно замечал бы, как тяжело быть водителем. Как водителя сводят с ума пешеходы, которым непременно нужно перейти улицу еще на желтый, и как приятно было бы поторопить их легким нажатием кнопки. И мое негодование на бесчинства Тобины чуть-чуть бы поутихло. И тогда через неделю или десять дней…

Я думаю, вы меня уже понимаете.

Январь 1978 г.

Черное и белое

I

Огромный вытянутый прямоугольник двора, с четырех сторон – колоннады. Двор вымощен плитами из белого мрамора с тонкими прожилками. Такие же белые колонны портиков. За колоннами мрачные сводчатые галереи, темные по контрасту с этим замкнутым пространством, залитым сиянием солнца. Вдали, там где колонны образуют короткую стену двора, между ними на мраморном постаменте виднеется простой алтарь, тоже весь из белого мрамора. Пусто. Издалека доносится слабый звон колокола, постепенно затихающий – в тот колокол уже перестали бить, а он еще продолжает звучать, пока не перестанет раскачиваться. В тени колонны, по левую сторону двора, кто-то стоит. Нечеткая темная фигура, прячущаяся за колонной. С правой стороны выходит белая фигура – в белой одежде с белой пелериной, в круглой шапочке. Лица не видно – белая фигура медленно направляется к маленькому алтарю. Там опускается на колени и склоняет голову. Этот человек в папском белом одеянии: высокого роста, широкоплечий, слегка сутулится, но еще полон сил. Стоит на коленях и молится, а солнце перемещается по небу, и поэтому тени, отбрасываемые правой стороной колоннады, удлиняются. Отблески, бегущие от мраморных плит двора, уже подбираются к месту, где в темноте стоит человек. Лица нельзя разглядеть, потому что его скрывает черный капюшон. Черное одеяние напоминает не монашескую рясу, а скорее просторную одежду, которую носят на Востоке. Черный человек пошевелился, все еще продолжая стоять за белой колонной, и извлек из-под одежды что-то, что иногда поблескивает металлом, тоже черным, как и он сам. Прячась за колонной, он выглядывает из тени. Левой ладонью он поддерживает правое плечо, в правой же руке, согнутой в локте, держит тяжелый револьвер и прицеливается в стоящего на коленях. Потом опускает руку с оружием, заходит за колонну и исчезает. Появляется на несколько колонн дальше – теперь ближе к молящемуся на коленах. Еще раз исчезает, как бы не считая расстояние достаточно близким для точного выстрела. Он снова появляется в десяти шагах от человека в белом и вдруг становится в позу профессионального стрелка из короткоствольного оружия: расставив согнутые ноги и вытянув руку. Раздается выстрел, после чего сразу же второй, третий и четвертый. На белый мрамор падают гильзы от патронов. Белый человек вздрогнул от неожиданности, он как бы хотел резко подняться, но сразу же оседает перед алтарем, его ноги сползают с мраморной подставки, он падает лицом вниз, правая рука придавлена телом, левая вздрагивает, а на белой одежде, посередине спины, немного ближе к левой стороне, там где сердце, выступает, быстро увеличиваясь, красное пятно крови. Белый лежит лицом вниз на мраморе, он умирает. Черный молниеносно осматривается. Капюшон закрывает ему и лицо, только глаза блестят сквозь прорези в ткани. Торопливо подбегает к лежащему, трогает его тело ногой, на миг задумывается, затем поднимает оружие и добивает умирающего еще одним выстрелом. Отступает к левой галерее, с левой стороны двора продолжая смотреть на убитого, на большое кровавое пятно, которое появилось рядом с первым на спине – и исчезает в темноте за колоннадой. Крупным планом показывают убитого. Он вздрогнул последний раз. Его правая ладонь слегка высунулась из-под груди. На ней блестит золотой перстень. По мраморным ступеням стекают капли крови. Слышны далекие шум, крик, топот бегущих ног. Но никого не видно. Совершенно пусто.