Владимир Познер - Прощание с иллюзиями
Говоря словами Оливера Уэнделла Холмса-младшего: «Уверенность — чаще всего иллюзия, и покой — не судьба человека».
* * *Сегодня я эту короткую главку написал бы чуть иначе, изменил бы стилистически. Но суть осталась бы той же, и поэтому ни по ходу ее, ни после нее я не стал вводить никаких комментариев.
Послесловие[30]
С того дня, как «Прощание с иллюзиями» вышла из печати в переплете, в России произошли перемены, подтолкнувшие меня к написанию послесловия для нового, карманного издания. Речь идет о двух на первый взгляд совершенно не связанных между собою событиях: первое несомненно имеет большое общественное и политическое значение, чем и привлекло внимание всего мира, второе же — сугубо личного свойства.
Под первым событием я подразумеваю XXVIII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Для многих членов КПСС, в том числе и для меня, он должен был стать, как сказал бы Михаил Сергеевич Горбачев, судьбоносным как в позитивном в смысле, так и в негативном. Если говорить о позитивной стороне, то этот съезд мог привести к радикальным изменениям в КПСС, к тому, что партия трансформируется и станет такой, какой задумывалась — политической организацией, преследующей лишь одну цель: служение народу. Само собой разумеется, такая трансформация потребовала бы признания прошлых ошибок, взятия на себя ответственности за сталинские и постсталинские преступления и репрессии, короче говоря, это потребовало бы публичного покаяния, самоочищения. Только так можно было перевернуть страницу и обрести новую жизненную силу. Многие на это надеялись.
Негативное же сводилось к тому, что съезд мог попытаться повернуть ход истории вспять, укрепить позиции партийной бюрократии. Для таких членов партии, каким был я, это означало бы выход из КПСС, поскольку дальнейшее пребывание в ее рядах становилось бы в этом случае аморальным.
Надежда на благоприятный исход, конечно, была, но, признаться, слабенькая: большой прозорливости не требовалось, чтобы почувствовать, куда дуют партийные ветры. Незадолго до ожидаемого XXVIII съезда состоялся I съезд КПСС России, который поставил все точки над «i». Первым секретарем был избран Иван Полозков, образцовый и типичнейший партийный бюрократ, безликий, серый, но вместе с тем злобный, хитрый, если угодно, партийное воплощение шекспировского Яго. Тот факт, что именно такого человека избрали лидером компартии России, не оставлял сомнений по поводу тех людей, которые поддержали его, той партийной иерархии, которая заправляла делами на местах. Как мне кажется, даже Горбачев не ожидал этого. Меня-то это точно застигло врасплох, но вместе с тем и подготовило к тому, что должно произойти на XXVIII съезде.
И все-таки… Когда умирает близкий и любимый человек, разве легче, разве боль менее остра, если ты заранее знал о его смертельной болезни? Легче ли оттого, что ты был готов к его смерти? Не думаю. Всегда остается хоть тень надежды, что, несмотря ни на какие прогнозы, все будет хорошо.
Съезд обернулся катастрофой. Голоса немногих перестроечных делегатов потонули в море агрессивных партработников, всем своим бесстыдным поведением показавших, что волнует их не страна, которой они призваны служить, не народ, которого они якобы представляют, а лишь одно: власть, ускользающая от них вместе со всеми привилегиями.
Среди всех делегатов, выступавших с речью, самые бурные аплодисменты получил Егор Кузьмич Лигачев. При этом следует упомянуть об опросах общественного мнения — они показывали, что популярность Лигачева среди населения почти нулевая. Это был человек, отчаянно сопротивлявшийся реформам перестройки. И этот человек являлся любимцем делегатов съезда.
Чего никак нельзя сказать о Горбачеве.
На Михаила Сергеевича нападали все, его винили в развале страны, в подрыве всего того, что сделала КПСС, в двурушничестве, в болтовне о социализме, когда на самом деле он втайне возрождает капитализм. Но Горбачев выжил. Горбачев — великий гипнотизер, Горбачев — гамельнский музыкант, Крысолов, Горбачев — канатоходец, Горбачев — маг и чародей, современный Гарри Гудини, умеющий выпутаться из самых безнадежных пут, перепрыгнуть через зияющие пропасти. Он принялся наигрывать всем до боли знакомую и успокаивающую мелодию, он покачивал плечами и размахивал руками ей в такт, и вскоре весь съезд, все пять тысяч делегатов покачивались и напевали с ним в унисон.
Горбачев победил.
Его вновь избрали Генеральным секретарем ЦК КПСС. Это положило конец честолюбивым мечтаниям Егора Лигачева. Михаил Сергеевич предотвратил раскол партии, хотя, я убежден, раскол неизбежен, это лишь вопрос времени, не более. Он совершил совершенно блистательный фокус, вынув из шляпы власть, которой пользовалось элитное Политбюро, и непостижимым образом передав ее только что сформированному им новому Президентскому Совету. Можно лишь поражаться уникальному таланту этого человека, который раз за разом затевает абсолютно проигрышную игру и выходит победителем.
Но преуспел он не во всем. Он не сумел изменить лицо партии, и, говоря о лице, я имею в виду тех, кто руководит на местах, тех, кто занимает ключевые партийные посты по всей стране. Да, гипнотизер, да, выдающийся канатоходец, да, легендарный флейтист из Гамельна, за которым сначала устремились крысы, а потом и дети неблагодарных горожан, да, современный Гудини. Но не чудотворец.
Потому-то, когда все закончилось, когда пыль партийного сражения осела, настало время принимать решение: оставаться в партии или выходить.
Я вышел.
После двадцатитрехлетнего пребывания в КПСС я сдал свой партийный билет со следующим письменным заявлением: «Я стал членом КПСС, так как верил, что только коммунистическая партия способна изменить страну к лучшему. Сегодня я выхожу из КПСС, потому что коммунистическая партия стала основной силой, стоящей на пути прогресса страны».
Как я уже сказал, это событие — XXVIII съезд КПСС и его последствия — потребовали от меня написать это послесловие.
Второе же событие произошло в то самое время, когда я над ним уже работал.
Все началось с телефонного звонка из конторы Ваганьковского кладбища. Там похоронены мои родители. Звонивший сообщил мне, что обзванивает всех тех, у кого могилы родственников были осквернены ночью хулиганами. Он попросил меня приехать и посмотреть, что сделали с могильной плитой моих родителей.
Даже сейчас я пишу эти слова и вновь чувствую, как меня начинает подташнивать, и я обливаюсь холодным потом. Поначалу я не мог понять, что такое он говорит. Я уже был в курсе, что какие-то неонацисты прошлой ночью ворвались на кладбище в поисках могил с еврейскими фамилиями. Я слышал по радио, что они разбивали памятники, вырезали свастики на могильных плитах. Все это вызывало во мне отвращение и гнев, но почему-то и в голову не приходила мысль, что это может иметь непосредственное отношение ко мне. Есть ли пределы наивности? Ведь Познер — еврейская фамилия. К тому же фамилия в России известная благодаря телевидению, которое сделало меня любимцем одних и объектом ненависти других — всякого рода антисемитского, шовинистического сброда типа «Памяти». Мне следовало быть готовым к случившемуся. Но я готовым не был, да и невозможно жить в такой готовности…
