Николай Пржевальский - Путешествия в Центральной Азии

Продолжительное, 50-дневное, пребывание на Лоб-норе среди добрых, приветливых туземцев отлично подкрепило наши силы на дальнейший путь. Пришлось это как нельзя более кстати после всех трудов зимнего путешествия в Тибете и перед началом исследований в местностях совершенно иного, чем до сих пор, характера. Теперь открывался третий период нашего странствования, обнимавший собой движение по Восточному Туркестану до самого конца экспедиции.

Выступление с Лоб-нора первоначально назначено было ранее половины марта. Требовалось только сделать повторительное астрономическое наблюдение и съездить в лодке вниз по Тариму. Первое сразу удалось, но поездку пришлось на время отложить вследствие сильной бури, дувшей целую неделю почти без перерыва. Наконец буря эта стихла; тогда я и Роборовский в сопровождении переводчика, казака и Кунчикан-бека со свитой отправились в нескольких лодках в деревню Уйтун, куда были вызваны каракурчинцы, чтобы снять с них фотографии. Проехать в самый Кара-курчин мы не могли, ибо спешили своим отходом, да и пробраться туда теперь трудно по случаю засорения Тарима. Сделав небольшой денежный подарок фотографировавшимся и переночевав в Уйтуне, где целую ночь вокруг нас гукали выпи и пищали лысухи, мы на другой день вернулись на свой бивуак. Здесь почти все уже было готово к выступлению, и наши верблюды, числом 64, пришли с реки Джахансай. Несмотря на довольно хороший там корм, эти верблюды нисколько не поправились телом, разве только отдохнули.

Еще одни сутки употреблены были на последние сборы, наконец 20 марта 1885 года, в день моего ухода отсюда же в 1877 году, мы двинулись с Лоб-нора. Грустно было расставаться с обсиженным местечком, где так хорошо охотились мы всю весну да притом пользовались искренностью и доброжелательством со стороны туземцев. Эти последние чуть не поголовно пришли из ближайших деревень прощаться с нами; Кунчикан-бек вызвался даже быть провожатым на несколько дней.

В 60 верстах к западу от урочища Ваш-шари мы вышли на среднее течение Черченской реки, к которому можно отнести все ее протяжение на прорыве через сыпучие пески. Здесь названная река, несмотря на свою быстроту, все-таки не может, подобно нижнему Тариму, провести для себя глубокую борозду в песчаной почве пустыни; взамен того идет широким плёсом по зыбучему песчаному дну. Главное русло, обозначенное струей более быстрой воды, извивается от одного берега к другому; в промежутках этих изворотов (по крайней мере, при невысокой воде) то текут узкие рукава, то спокойно стоят небольшие заливы, то всего чаще залегает мокрый песок, покрытый тонким слоем липкой глины.

Ширина главного русла Черчен-дарьи в описываемой части ее течения 30–35 сажен при глубине от двух до нескольких футов; местами, в особенности на заворотах реки, встречаются омуты в сажень или около того глубиной; всего же, с незанятыми водой плёсами, расстояние одного берега до другого от 100 до 150, иногда до 200 сажен. Вода совершенно грязная вследствие примеси глины и мелкого песку. Дно, как сказано выше, зыбучее, так что ноги человека быстро увязают даже в более твердых местах; в заводях же, где течение тихо или его вовсе нет, пробраться совсем нельзя. Главное русло реки часто перемещается и при более высоком летнем стоянии воды отмывает на излучинах значительные площади берегов, как то можно видеть по прерванному направлению прежних тропинок.

Несмотря на все безобразие Черчен-дарьи (грязная вода, мелководье, зыбучее дно), в ней водится довольно много рыбы.

Мы двигались небольшими переходами, иногда дневали, чтобы лучше обследовать местность. Но – увы! – слишком бедна была научная добыча как среди растений, так и среди животных. От самого Лоб-нора до Черчена и далее до гор – словом, почти за весь апрель, мы собрали в свой гербарий только шесть цветущих видов растений, а именно: туграк, два вида тамариска, облепиху, одуванчик и пузырчатку; последняя добыта со дна небольшого заливного от Черчен-дарьи озерка.

Немногим лучше стояло дело и по части зоологических изысканий. Крупных зверей, кроме хара-сульт, весьма здесь мало, да притом линявшие теперь их шкуры не годились для коллекции; среди же птиц попадались все прежние виды и лишь изредка прокидывались пролетные; пресмыкающихся и земноводных почти не встречалось; насекомых также было очень мало по числу видов. Одно только рыболовство в Черчен-дарье несколько пополнило наш скудный сбор. Между прочими мелкими рыбами пойман нами здесь в небольшом и неглубоком заливе экземпляр тазек-балык длиной в 4 фута и весом в 33 фунта.

На рыболовство мы отправлялись прямо с бивуака в одних рубашках и босыми, дабы легче ходить по вязкому и мягкому, как бархат, глинисто-песчаному грунту речного плёса. Тащить бредень против быстрой воды почти совсем нельзя было; поэтому мы пускали его вниз по течению, едва успевая следовать, иногда бегом, за своей сетью, которую затем поворачивали к отмелому берегу и вытаскивали. Ловить же в более тихих заводях часто оказывалось невозможным по причине крайне топкого здесь грунта дна. Вместе с рыболовством происходило и купанье, правда не особенно хорошее, в мутной воде Черченской реки, но весьма подходящее при сильных жарах, которые теперь стояли.

Оазис Черчен лежит на абсолютной высоте 4 100 футов по обе стороны Черчен-дарьи, верстах в шестидесяти по выходе ее из гор на небольшой лёссовой площади, окруженной сыпучими песками. Эти пески на правом берегу Черченской реки придвигаются к ней почти вплоть и так идут к горам; на левой стороне той же реки главные песчаные массы лежат несколько поодаль, хотя наносы от них подходят к самому оазису и превращают его окрестности в совершенную пустыню. В ней погребены остатки некогда процветавшей здесь обширной культурной площади; но об этом будет речь впереди.

Нынешнее черченское поселение заключает в себе около 600 дворов и от 3 000 до 3 500 жителей. Основано оно 90 лет тому назад колонистами из Кэрии, Хотана, Кашгара и Аксу.

Всего обработанной земли в Черчене, мне кажется, едва ли наберется 1 000 десятин. Здесь, как и во многих других оазисах Центральной Азии, поля скорее могут быть названы огородами по их миниатюрности и тщательности обработки. Вместе с тем при скученности населения, в зависимости от тесной площади орошенного пространства, каждая семья производит лишь столько, сколько нужно для собственного пропитания; в лучшем случае избыток невелик, гораздо же чаще бывает недохват.

На другой день нашего прихода в Черчен поднялась сильная буря и продолжалась с небольшими перерывами целую неделю; первые двое суток от северо-востока, затем двое суток от юго-запада и, наконец, еще трое суток опять от северо-востока. В особенности напряженна была эта буря на третьи сутки, когда после отрывистого часового затишья ветер вновь подул со страшной силой в противоположном, чем до сих пор, направлении, то есть от юго-запада. Тучи песка и пыли густо наполнили атмосферу, которая на восходе солнца несколько времени была окрашена как бы мутным заревом пожара; затем на целый день наступила полная мгла. Палатки наши едва держались, несмотря на все прикрепы; против ветра невозможно было ни двигаться, ни дышать, ни открыть глаза; пыль и песок засыпали довольно толстым слоем наш бивуак, не исключая и верблюдов, которые лежали целые сутки привязанными на месте.