А Самсонов - Сталинградская битва

Попытка деблокировать окруженную группировку, предпринятая врагом, полностью провалилась.

Операция "Малый Сатурн"

Верховное командование вермахта придавало большое значение удержанию в своих руках обороны на рубежах рек Дон и Чир, продолжая сосредоточивать здесь силы для деблокирования войск Паулюса. Вместе с тем Гитлер допускал возможность удара советских войск на этом направлении. Наличие такой опасности и меры по ее устранению подробно рассматривались "фюрером" вместе с его ближайшими помощниками. Вместе с тем их внимание было приковано к общему положению на сталинградском направлении, где котельниковская группировка немецко-фашистских войск перешла в наступление.

Атмосфера нервозности в гитлеровских верхах видна из стенографической записи обсуждения обстановки, проводившегося в ставке Гитлера в Восточной Пруссии. За несколько часов до этого армейская группа "Гот" начала деблокирующий удар, приступив к операции "Зимняя гроза".

Разговор велся в "Волчьем логове" ("Вольфшанце") 12 декабря 1942 г.

Гитлер выяснял детали, оценивал обстановку под Сталинградом, сомневался в устойчивости обороны 8-й итальянской армии, упрямо твердил о своем намерении сохранить позиции на волжском рубеже. Докладывал начальник генерального штаба сухопутной армии генерал пехоты К. Цейтцлер. Иногда в разговор включались Иодль, Хойзингер. Что будет дальше? Вот вопрос, который стоял за всеми их рассуждениями.

"Гитлер. Произошло что-нибудь катастрофическое?

Цейтцлер. Нет, мой фюрер. Манштейн достиг первого рубежа (реки Аксай.-Л. С.) и захватил переправу. Атаки русских продолжаются только на участке итальянцев. Ночью по тревоге был поднят один немецкий полк, к 10 часам утра он вступил в бой. Это было очень своевременно, так как итальянцы уже бросили в контратаку все резервные батальоны.

Гитлер. Из-за этой истории (на донском участке фронта.-А. С.) я не спал больше ночей, чем из-за событий на южном участке. Никто не знает, что здесь может произойти"{125}.

Далее разговор велся о силах, которые следовало передать группе армий "Дон". Цейтцлер сообщил, что утром Манштейн звонил по телефону и жаловался, что 23-я танковая дивизия начала испытывать нажим со стороны советских частей. "Возможно, что это вновь подтянутые силы... Сегодня, однако, разгорелись очень тяжелые бои"{126} Цейтцлер добавил, что Манштейн изложил свои соображения письменно и они уже получены. В депеше Манштейна, вероятно, речь шла о переброске 16-й моторизованной дивизии, так как в стенограмме записано, что начальник генерального штаба сказал: об этом "не может быть и речи. Если мы снимем 16-ю дивизию, то весь фронт обороны румын нарушится и его уже больше не удастся привести в порядок".

Гитлер ответил, что силы, уже имеющиеся у Манштейна, позволяют немного повременить с переброской подкреплений. В его распоряжении здесь две все еще сильные дивизии. Одна имеет 93, а другая 138 танков. Затем он сказал, что Манштейн располагает также соединениями ВВС и еще кое-что должно подоспеть. И спросил: когда подойдет следующая пехотная дивизия?

Дальнейший диалог между Гитлером и Цейтцлером показывал озабоченность тем, сумеют ли вовремя прибыть к Манштейну 11-я и 17-я танковые дивизии. Фашистские завоеватели уже не проявляли былой самоуверенности. Имея в виду начавшееся наступление группы "Гот", Цейтцлер говорил Гитлеру, что удар, осуществляемый лишь двумя танковыми дивизиями, может захлебнуться{127}. Затем он сообщил, что на участке итальянцев в их обороне накануне была пробита брешь.

"Гитлер. Если бы мы имели в запасе еще 14 дней, эти соединения могли бы прибыть сюда. Я хотел дать итальянцам танки... Но и на другом фланге нужны еще три немецкие дивизии. Если бы транспорт функционировал лучше!

Цейтцлер. Появляются затруднения с обеспечением. У нас уже был тяжелый момент со снабжением, но мы использовали тогда войсковой транспорт. Нам с генерал-квартирмейстером каждый вечер приходится буквально жонглировать, чтобы организовать снабжение...

Гитлер. Если взвесить все угрожающие моменты, то этот участок фронта, как и прежде, наиболее опасен. Здесь находится наш слабый союзник, и в тылу у него почти ничего нет"{128}.

Дальше разговор зашел о соединениях 8-й итальянской армии, о бреши в ее обороне, которую необходимо закрыть.

"Цейтцлер, Меня больше всего беспокоят ближайшие дни. Если это случится через два-три дня, то мы успеем кое-что подтянуть.

Гитлер. Конечно, это удастся. Если это удастся, то мы закроем брешь, но обстановка в целом содержит кризисный момент, это совершенно ясно, но у противника тоже имеются трудности из-за удаленности от всех железнодорожных путей"{129}.

На протяжении всего этого обсуждения Гитлер неоднократно заявлял, что Сталинград ни при каких обстоятельствах отдавать нельзя.

"Вновь мы его больше никогда не получим. Что это значит, мы знаем. Я не могу также организовать каких-нибудь внезапных операций. В этот раз опять, к сожалению, мы опоздали. Все пошло бы быстрей, если бы не задержались так долго у Воронежа. Можно было достичь этого первым ударом. Если мы добровольно отдадим Сталинград,- продолжал Гитлер,- то весь этот поход утратит свой смысл. Полагать, что я еще раз сумею сюда вернуться - безумие. Сейчас, в зимнее время, мы можем построить имеющимися силами надежные отсечные позиции. Враг в настоящее время имеет ограниченные возможности транспортировки по имеющейся у него железнодорожной линии. Растает лед, и в его распоряжении окажется такая транспортная артерия, как Волга. Он знает, какое преимущество это ему даст. Тогда мы здесь больше не продвинемся вперед, именно поэтому мы не имеем права уходить отсюда. Для достижения этой цели было пролито слишком много крови. Все это я считаю само собой разумеющимся"{130}. Если удержаться в районе Сталинграда, говорил он, то последствия можно будет сравнить с исходом дела под Харьковом. "С помощью харьковского мешка мы дошли почти до Краснодара",-напомнил Гитлер{131}.

Дальше Гитлер рассуждал о том, что немецкое командование, если будет правильно действовать, сможет осуществить двухсторонний охват группировки советских войск в районе Сталинграда, а затем продолжить выполнение ранее поставленных задач. "Я считаю,- утверждал Гитлер,- правильным сначала нанести удар с юга на север и прорвать кольцо. Только после этого продолжить удар на восток, но это, конечно, музыка будущего. Сначала надо найти и собрать для этого силы. Решающим, конечно, является то, как пройдет сегодня день для итальянцев"{132}.

Из этой стенограммы, приведенной в извлечениях, можно сделать некоторые выводы.

Не будет большим преувеличением сказать, что Гитлер оказался более дальновидным, чем его генералы, при оценке положения на Среднем Дону, где оборону держала 8-я итальянская армия. Он больше опасался, что здесь произойдет катастрофа, и она действительно произошла через несколько дней после совещания в "Волчьем логове". Однако не это является главным наблюдением и выводом. Поражает тупое и чванливое заблуждение Гитлера и его окружения в оценке общей обстановки на южном крыле советско-германского фронта, а особенно их рассуждения о том, что сталинградский "мешок" дает немцам еще большие возможности, чем харьковский. Гитлер, Цейтцлер и другие явно не видели события в их истинном свете.