Жизнь из последних сил. 2011–2022 годы - Юрий Николаевич Безелянский
Ну, а я? Пока ни слова не написано о том, как удачно или нет выглядела на книжной ярмарке «Об СССР – без ностальгии». Заметили – отметили – или прошли мимо?
Короче, ждем-с откликов и второго тома (издательство не торопится). А мы с Ще придавлены бытом. Сегодня вышли в магазины, которые рядом, и еле вернулись с небольшими закупками, – тяжело, перехватывает дыхание. Ох, тяжела эта новая возрастная реальность. И знаменитый телефонный вопль покойной Ларисы Копниной: «Ну все болит!» А теперь Боря Кузнецов, раздавленный жизнью, все время восклицает: «Ну не знаю, что это такое?!.» А Марина Цветаева не спрашивала, она четко знала: «Жизнь – это еврейский квартал, где жить нельзя…» Страна как палата № 6.
Лишь отдельные мелкие радости на культурном фронте. Вышла книга Максима Лаврентьева «Весь я не умру…». Предчувствия и пророчества русских поэтов, интересно!..
Еще сборник – антология «Уйти. Остаться. Жить» – о рано ушедших поэтах конца XX – начала ХXI века. Мне они незнакомы, один из представленных в антологии Гоша (Игорь) Буренин. Его первый и пока единственный сборник вышел после смерти поэта. Владимир Полетаев погиб в 18 лет, ну, и другие подающие надежды… Я знал лишь одного из представленных в сборнике – Бориса Рыжего и написал о нем в третьем томе «Огни эмиграции»: «Борис Рыжий: оборванная жизнь – “только без меня…”» Писал удивительные стихи:
Что Ариосто или Дант?
Я человек того покроя –
Я твой навеки арестант
И все такое, все такое…
Никакой лирики, голая, обжигающая нарочитая недосказанность.
Жалуйтесь, читайте и жалейте,
грейтесь у огня,
вслух читайте, смейтесь, слезы лейте.
Только без меня…
Борис Рыжий родился 8 сентября 1974 года в Челябинске. В ночь с 6 на 7 мая 2001 года поэт покончил жизнь самоубийством, ему шел всего лишь 27-й год…
Так не вышло из меня поэта,
И уже не выйдет никогда.
Господа, что скажете на это?
Молча пьют и плачут господа…
Думаю, у Бориса Рыжего причины ухода из жизни были более личного характера, нежели общественно-политические… Сегодня причин до крыши. Один список «иноагентов» пугает – Минюстом заклеймены и физлица (один из первых Лев Пономарев), и НКО: «Мемориал», «Насилию – нет», «Открытый Петербург», «Эра здоровья», издательство «Парк Гагарина», «Человек и Закон» и др.
Удивление, недоумение, возмущение и прочие чувства. На первой полосе «Новой газеты» 1 октября – какая-то жуткая пила, с человеческими фигурами вместо зубьев, и подпись: «Итоги выборов в Думу легализовали фигуру врагов народа». И что молодым, амбициозным и ретивым, надо вырываться из железных объятий режима?.. Известный поэт хихикнул:
Если я уеду – хрен-то я вернусь,
Но, похоже, хрен-то я уеду.
Народ пока сидит смирно, никаких волнений и протестов, хотя, конечно, – цены, инфляция. «Цены на еду – это свинство» («МК», 4 октября). «Золотые куры – золотые яйца», даже цены на вино вышли из берегов, и итог: «В ожидании худшего».
Мы с Ще пока держимся, у нас другие проблемы: плохое самочувствие, глаза, машинка и лента, хлопоты по замене газовой плиты, зависли «Никитские ворота», надо разбираться с «ЛитРесом» и т. д. Хватает беспокойства, и никакого покоя. Ждем показа сериала о Вертинском. И все время вспоминаются его печальные ариетки:
«Вы сегодня нежны, / Вы сегодня бледны, / Вы сегодня бледнее луны…» И далее:
В синем и далеком океане,
Где-то возле Огненной Земли,
Плавают в сиреневом тумане
Мертвые седые корабли.
Их ведут слепые капитаны,
Где-то затонувшие давно.
Утром их немые караваны
Тихо опускаются на дно.
Ждет их океан в свои объятья,
Волны их приветствуют, звеня,
Страшны их бессильные проклятья
Солнцу наступающего дня…
(1927, Польша, Краков)
А ранняя «Минуточка» (1914–1915):
Ну погоди, ну погоди, минуточка,
Ну погоди, мой мальчик-пай,
Ведь любовь – это только шуточка,
Это выдумал глупый май…
7 марта 1943 года Вертинский писал из Шанхая Молотову: «Разрешите мне вернуться домой. Я – советский гражданин… Я еще буду полезен Родине. Помогите мне, Вячеслав Михайлович. Я пишу из Китая…»
А в 50-е годы, уже на родине, вкусив все прелести советского государства, отторжение и непризнание, Вертинский писал:
И в хаосе этого страшного мира,
Под бешеный вихрь огня
Проносится огромный истрепанный том Шекспира
И только маленький томик – меня…
Но этот маленький томик для немногих людей, подверженных повышенной рефлексии, дороже и интереснее Ромео и Отелло, – пишу я в серый осенний день, без солнца, 5 октября 2021 года. И хочется напеть:
Мадам, уже падают листья,
И осень в смертельном бреду…
Немного вычурно, но аристократично и изысканно. Но Вертинский мог и иначе: проще и жестче:
Это осень меняет кочевья,
Это кто-то уходит навек.
Это травы, цветы и деревья
Покидает опять человек.
Ариетки Вертинского – это прекрасно. Это Солярис наших комплексов, надежд и крушений. Это часть моей молодой жизни. А еще футбол: и сам играл, и фанател на трибунах, как болельщик любимого «Динамо». С осени 1945 года! В юности привелось работать подавальщиком мячей на стадионе «Динамо» и вблизи наслаждаться игрой своих кумиров. А во взрослом возрасте входил в пресс-центр клуба «Динамо» и писал программки к матчам, как для «Динамо», так и для Лужников, была возможность стать спортивным журналистом, но, к счастью, не стал им, а с головой погрузился в историю и литературу. Об этом подробно в первых томах воспоминаний и дневников.
С «Динамо» по существу прошла моя жизнь, с ее взлетами, чемпионством и падениями. Последние медали чемпионов
