Юрий Жуков - Первое поражение Сталина

Кратко перечислив всё допущенные меньшевистским правительством нарушения майского договора, Чичерин вновь возвратился к своему крайнему предложению. «Сделаем всё возможное для соглашения, – делился он своими планами. – Но Грузия так зарвалась, что надежды мало… Если она отвергнет наши договорные требования, останется только отозвать миссию /РСФСР в Тифлисе – Ю.Ж./. Тогда Советская Армения будет брошена на произвол судьбы. Антанта безнаказанно утвердится в Грузии. Мы не можем позволить так с собой играть и нарушать договор. Необходимо, во всяком случае, теперь же принять на всякий случай подготовительные военные меры. Но надо считаться и с возможностью того, что наша безопасность и престиж потребуют ликвидации этого нарыва».33

Чичерин рекомендовал Ленину лишь подготовиться на всякий случай к военному решению политической задачи. Тем временем правительство Грузии – и премьер Н. Жордания, и министр иностранных дел Е. Гегечкори – решительно не желали трезво оценивать происходившее, продолжали провоцировать Москву. 13 февраля пышно отпраздновали своё признание странами Антанты, чем могли подтвердить подозрения Чичерина в возможности скорого британского или франко-британского десанта в Батуме.

Вслед затем меньшевики запретили обусловленный договором транзит через свою территорию составов с продовольствием для Армении, охваченной страшным голодом.

Последнее и переполнило чашу терпения руководства Советской России. 14 февраля Политбюро одобрило текст телеграммы Ленина в адрес председателя Кавказского бюро ЦК Г.К. Орджоникидзе и Реввоенсовету Кавказского фронта:

«Цека склонно разрешить 11-й армии активную поддержку восстания в Грузии и занятие Тифлиса при соблюдении международных норм и при условии, что все члены РВС-11, после серьёзного рассмотрения всех данных, ручаются за успех. Мы предупреждаем, что мы сидим без хлеба из-за транспорта, и поэтому ни единого поезда и ни единого вагона не дадим. Мы вынуждены возить с Кавказа только хлеб и нефть. Требуем немедленного ответа по прямому проводу за подписью всех членов РВС-11, а равно Смилги, Гиттиса, Трифонова и Фрумкина. До нашего ответа на телеграммы всех этих лиц ничего решительно не предпринимать.34

Телеграмма предлагала использовать как повод для вмешательства в восстание, организованное Кавказским бюро ЦК, в занятой уже советскими войсками нейтральной зоне Лори. В силу же предполагавшегося наступления по двум направлениям – и с юга, и с севера – потребовала полного согласия на операцию всего руководства Кавказского фронта. И его командующего В.М. Гиттиса, и членов Реввоенсовета фронта И.Т. Смилги. В.А. Трифонова, а так же и члена Кавбюро, уполномоченного Наркомпрода по Северному Кавказу М.И. Фрумкина.

Одновременно из Москвы в тот же адрес ушла ещё одна телеграмма, носившая разъяснительный характер:

«Цека рассматривает операцию РВС-11 как местную защиту повстанцев нейтральной зоны от грозящего им истребления со стороны белогвардейцев. Считайтесь с этим политическим характером вашей операции во всех ваших публичных выступлениях. Разумеется, мы ожидаем от РВС-11 энергичных и быстрых действий, не останавливающихся перед взятием Тифлиса, если это по военным соображениям необходимо для действительной защиты нейтральной зоны от нового нападения. Мы рассчитываем, что наши предостережения учтены Вами со всей серьёзностью. Извещайте ежедневно».35

Тем самым, поначалу действия 11-й армии расценивались только как защита армянского населения зоны Лори, и не больше. Даже вступление в Тифлис в Москве полагали не непременным, а только вынужденным локальной операцией. Однако Г.К. Орджоникидзе, желая реабилитировать себя за организованное им неудачное весеннее восстание (одновременно в Армении и Грузии), решил идти до конца.

Образованный стараниями Орджоникидзе заблаговременно, ещё 12 февраля, в зоне Лори, ревком во главе с грузинским коммунистом Ф. Махарадзе, пошёл ва-банк. С началом продвижения частей 11-й армии, 18 февраля, провозгласил создание Грузинской Социалистической Советской Республики. Воспользовавшись же тем, что переход в 60 километров до Тифлиса, даже пешком, в зимних условиях занял у красноармейцев всего неделю, 25 февраля оказался в грузинской столице. Там и объявил о взятии всей полноты власти, благо в тот же день правительство меньшевиков, даже не пытаясь оказать сопротивление, бежало в Батум.

Благодаря тому, РВС Кавказского фронта изменил свою тактику. Стремясь свести к минимуму вооружённые столкновения с Национальной Гвардией – вооружёнными силами меньшевиков, и дать им возможность просто разойтись по домам, стали продвигать части 11-й армии вглубь грузинской территории предумышленно медленно. Правда, одновременно по двум направлениям – на Кутаис и на Ахалкалаки – Ахалцих – Батум. Затем в действие ввели и 10-ю армию, перешедшую реку Псоу и двинувшуюся на Гагру – Сухум, не встречая ни малейшего сопротивления. Подтвердилось то, что ещё в начале октября отметил российский военный атташе в Тифлисе Сытин – «местное население абхазцы питают страшную ненависть к грузинам».36

Несмотря на одержанную бесспорную победу, грузинский ревком не торопился с советизацией. Меньшевистскую Национальную Гвардию распустил только 11 марта, а Учредительное собрание (парламент) – ещё позже, 24 марта. И лишь месяц спустя приступил к созданию новых органов власти, Наркоматов. Такая кажущаяся нерешительность объяснялась начавшейся 26 февраля в Москве конференции Турции и РСФСР, при участии представителя Азербайджана, призванной выработать приемлемые для трёх сторон условия мирного договора.

Ещё при подготовке конференции, в ноябре 1920 года, выявились очень серьёзные расхождения в позициях Москвы и Ангоры по территориальному вопросу. Министр иностранных дел кемалистов Бекир Сами упорно требовал признания непоколебимости соглашения, достигнутого с дашнаками 2 декабря.

«Наши военные круги, – беззастенчиво раскрывал он в послании Чичерину собственные планы, – единодушно придерживаются мнения, что Советская Россия даст понять новой Армении, что Ангорское национальное правительство останется искренним другом Армении, если армяне будут уважать статьи договора, что всякие требования и притязания сверх определённых установленных границ, указанных в этом договоре, может послужить только возобновлению прежних распрей /иными словами – войны, Ю.Ж./, а, следовательно, повредит жизненным их интересам.

Изменение нынешнего положения и, в особенности, образование Армении в Турции /то есть в четырёх северо-восточных вилайетах – Ю.Ж./ или просто остатки Армении в какой-либо части наших восточных провинций /имелась в виду Карсская область – Ю.Ж./, ни в коем случае не может быть ни рассматриваемо, ни принято Ангорским национальным правительством».37