Сергей Марков - Гарсиа Маркес

В романе Мигеля Анхеля Астуриаса «Сеньор Президент» одна из глав так и называется — «Публичный дом». Через заведение, которому оказывает покровительство сам диктатор, проходят все слои общества, таким образом, бордель становится коллективным портретом горожан и всей страны. Сам Астуриас неоднократно признавался критикам и журналистам, что бордели описывал, базируясь исключительно на собственном богатом опыте, посещая весёлые дома как в родной Гватемале, так и во многих других странах Латинской Америки. В романе Карлоса Фуэнтеса «Старый гринго», вышедшем в 1985 году и имевшем огромный успех не только в испаноязычных странах, но и в США, описывается основанная на реальных событиях история североамериканского писателя и журналиста, который бросает всё, чтобы пересечь мексиканскую границу и присоединиться к войскам одного из вождей мексиканской революции — Панчо Вильи. (По роману был снят фильм с голливудскими звёздами Грегори Пеком и Джейн Фондой.) В революционных войсках полно разного люда, но едва ли не главную роль играют именно проститутки. Роман «Век просвещения» был написан кубинцем Алехо Карпентьером в начале 1960-х, вскоре после революции на Кубе. Действие происходит во время Великой французской революции. В Гаване злые языки, всяческие диссиденты утверждали, что, учитывая мировоззрение и биографию Карпентьера, прожившего большую часть жизни во Франции и других цивилизованных сытых странах Европы, то есть вдали от революционной Кубы, выходит, что революция и проституция — едва ли не близнецы-сёстры. В романах Марио Варгаса Льосы блудниц даже, пожалуй, больше (хотя никто ещё не подсчитывал, насколько нам известно), чем у Маркеса и других «бумовцев». Начиная с первого романа, сделавшего юного писателя знаменитостью, — «Город и псы». Действие романа, напомним, разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». Кадеты же, чтобы стать мужчинами, отправляются строем в публичный дом. В крупнейшем и структурно наиболее сложном произведении Варгаса Льосы — романе «Зелёный дом» — много персонажей: бандиты-контрабандисты, полицейские и солдаты, индейцы и провинциальные чиновники, деклассированные обитатели трущоб и миссионерки-монашенки. Но основным собирательным персонажем является сам «Зелёный дом» — то ли вся тропическая страна Перу, то ли реальное заведение зелёного цвета, или, попросту говоря, огромный публичный дом на окраине города Пьюры. В романе «Капитан Панталеон и рота добрых услуг» (1973) Льоса вводит читателя в публичный дом для военных, где всё подчиняется казарменной дисциплине и напоминает реально существовавшую в Перу военную диктатуру Веласко Альварадо. По этому роману также был снят кинофильм — из разряда мягкого порно, но с отдельными элементами жёсткого, он так и называется: «Рота добрых услуг», в нём снимались как актрисы, так и профессиональные проститутки.

Можно рассматривать как автобиографические и аналогичные мотивы в произведениях Маркеса — он в этом неоднократно признавался, называя проституток своими «добрыми друзьями». Его «похвальное слово блуднице» — интервью журналу «Playboy», которое мы уже цитировали, можно считать и его «мужским кредо», и своеобразным синопсисом будущей книги «Вспоминая моих грустных шлюх». Любопытный факт: в большинстве его произведений нет положительных в привычном понимании героев — кроме проституток, которые всегда добры, щедры, готовы к самопожертвованию. И он всю жизнь с ними, подле них, с детства в Аракатаке — Макондо. «Для тех чужеземцев, — читаем в романе „Сто лет одиночества“, — кто не привёз с собой своей милой, улица любвеобильных французских гетер была превращена в целый город, ещё более обширный, чем город за металлической решёткой, и в одну прекрасную среду прибыл поезд, нагруженный совершенно особенными шлюхами и вавилонскими блудницами, обученными всем видам обольщения, начиная с тех, что были известны в незапамятные времена, и готовыми возбудить вялых, подтолкнуть робких, насытить алчных, воспламенить скромных, проучить спесивых, перевоспитать отшельников…»

Но вернёмся к роману-поэме «Вспоминая моих грустных шлюх», где также многое взято из реальной жизни, вплоть до борделя Чёрной Эуфемии, в котором сам Маркес в молодости провёл немало времени.

«…И почти тотчас же я проснулся от телефонного звонка, и ржавый голос Росы Кабаркас вернул меня к жизни. „Везёт дуракам, — сказала она. — Я нашла курочку, даже лучше, чем ты хотел, но с одной закавыкой: ей только-только четырнадцать“. — „Ничего, поменяю ей пелёнки“, — пошутил я, не поняв, к чему та клонит. „Да не в тебе дело, — сказала женщина, — а кто мне оплатит три года тюрьмы?“

Никто и ничего не должен был платить, а она — и подавно. Она собирала свой урожай именно на малолетках, они были товаром в её лавке, у неё они делали свой первый шаг, а потом она жала из них сок до тех пор, пока они не переходили к более суровой жизни дипломированных проституток в знаменитый бордель Чёрной Эуфемии. Роса Кабаркас никогда не платила штрафов, потому что её дом был аркадией для местных властей, начиная губернатором и кончая последней канцелярской крысой из мэрии, и трудно было вообразить, что хозяйке этого заведения не хватает власти, чтобы нарушать закон в своё удовольствие».

Исповедь маркесовского старика — искренняя и порой парадоксальная, с неизбежными в подобных случаях (если таковые вообще возможны) элементами абсурда. «Тем, кто меня спрашивает, я всегда отвечаю правду: продажные женщины не оставили мне времени, чтобы жениться. Однако, надо признать, это объяснение не приходило мне в голову до дня моего девяностолетия, до той минуты, когда я вышел из дома Росы Кабаркас, твёрдо решив никогда больше не искушать судьбу».

«В двенадцать лет, ещё в коротких штанишках и школьных башмаках, — вспоминает то ли герой произведения, то ли автор (помним, как отец отправил Габито в бордель), — я не мог устоять против искушения познакомиться с верхними этажами… Женщины, до рассвета торговавшие своим телом, с одиннадцати утра начинали жить домашней жизнью; жара под стеклянным куполом была невыносимой, и они бродили по всему дому в чём мать родила, громко, в полный голос обмениваясь впечатлениями о ночных похождениях. Я испугался. Единственное, что пришло мне в голову, — это убежать тем же путём, каким пришёл, но тут одна из этих голых, плотная и мясистая, пахнувшая горным мылом, обхватила меня сзади, так что я не мог её видеть, и потащила в свой картонный закуток под радостные крики и аплодисменты нагих постоялиц. Швырнула меня навзничь на постель для четверых, мастерски сдёрнула с меня штанишки и оседлала, но холодный ужас, сковавший моё тело, не дал принять её, как подобает мужчине. Ночью, дома, мучаясь стыдом за пережитый налёт, я не мог ни на минуту заснуть от желания снова увидеть её. И на следующее утро, когда ночные работяги ещё спали, я, дрожа, поднялся в ту каморку и, рыдая, разбудил женщину, обезумев от любви, которая длилась до тех пор, пока её не смёл безжалостный ураган действительности…»