Иван Бунин - Том 6. Публицистика. Воспоминания

Полнолуние. Удивительная лунная ночь. Клубы и груды великолепных белых облаков к западу, на юге и на востоке; на севере, не. приятная белая туча из-за горы. Середина неба, огромная, глубокая, чиста, ясный месяц. Прошелся в одиннадцатом часу по обычной дороге — к плато Наполеон. Моя черная тень впереди. Страшные мысли — вдруг останусь один. Куда деваться? Как жить? Самоубийство?

Потом стал думать об этой кухарке на постоялом дворе. Еще вообразил с страшной живостью. Возбуждение — и до того, что уже почувствовал все, что бывает перед концом. Мурашки, стеснение во всей грудной клетке. <…>

1. X.42. Четверг.

<…> Вчера именины Веры. Роскошный обед — с колбасой «собачья радость». <…>

14.(1).X.42.

<…> Рождение В. Ездила в Восса в церковь, причащалась. Обед праздничный — по 3 порченых вареных картошки. Но — чай с настоящим вареньем — подарок Али («довоенное»).

Покров Пресвятой Богородицы. Защити, Матерь Божия.

Дела немецкие неважны. 76-й день берут Царицын.

23. X.42. Пятница.

<…> Страшный день: мне 72!

Нынче радио о Царицыне: «все атаки большевиков отбиты». Скоро 3 месяца, как берут его!

27. X.42. Вторник.

Третий день дождь, иногда ливень и грозы. В доме уже порядочно холодно.

Большие бои в Африке. Царицын все еще держится.

Чувствую себя плохо, особенно с утра. Верно, конец моим писаниям. Избавь, Господи.

9. XI.42. Понедельник.

Девятая годовщина Нобелевской премии!

Вчера большое событие: высадка американцев в Северной Африке.

12. XI.42. Четверг.

Вчера в 12 1/2 роковая весть: немцы занимают наше побережье. Ницца занята вчера днем, Cannes поздно вечером — итальянцами.

В Grasse вошло нынче вечером 2000 итальянцев.

25. XI.42.

Утром думал, что умираю, — отлив крови от головы.

27. XI.42. Пятница.

Вечером — швейцарское радио — Тулон. Кончил «На постоялом дворе».

28. XI.42.

Страшные вести о Тулоне — почти весь флот потопился.

Взрывы арсенала. Тряслись дома. Пожары. Моряков погибло очень много.

Все время прекрасные солнечные дни. Но уже страдаю от холода.

3. XII.42. Четверг.

Вчера в полдень Cannes. Потом Певзнеры и ресторан «Паскаль». 3/4 красного тяжелого вина — опьянел. Зашел к Гукасову — не застал. Поехал на извозчике с набережной в русскую церковь <…> ходил по церковному двору, обошел церковь — где вход в гробовое подземелье, куда меня в некий день внесут? Холодная, хорошая погода, предвечернее время. Грустно, тупо, безнадежно. От искания этого входа — гадкое впечатление — глупо — зачем? Не дождавшись библ., ушел, доехал в автобусе до Cannes. На набережной, возле табачной лавки, встретил Легранд. Бар. <…> Две рюмки коньяку. Потом бар в Карлтоне. Гукасов и те же. Два бокала белого вина.

Нынче кровь.

25. XII.42. Католическое Рождество. Пятница.

Вчера ужин с Бродскими в ресторане «Потиньер». Он приехал из Монте-Карло. Ужин больше 2 1/2 тысяч. Мы — на чужой счет! Вот тебе и слава!

Нынче холод, дождь. Убили Дарлана.

Перечитываю «Гардениных» — как когда-то на Montfleury чуть не 20 лет тому назад! Многое не хорошо.

Все грустен. В жизни мне, в сущности, не осталось ничего! <…>

27. XII.42. Воскресенье.

Месяц тому назад, 27 ноября, умер Осоргин.

Холодно, серо. Топлю.

Писал заметки о России.

Тем, что я не уехал с Цетлиным и Алдановым в Америку, я подписал себе смертный приговор. Кончить дни в Грассе, в нищете, в холоде, в собачьем голоде!

31. XII.42. Четверг.

Грустил ужасно.

«Встречали» Новый год втроем (Б. уехал куда-то): во время боя часов выпили по стакану белого вина и «поужинали»: по 5 соленых ржавых рыбок, по несколько кружков картошки и по три кружочка, очень тоненьких, колбасы, воняющей дохлой собакой.

Холодно, но довольно хорошая погода.

Ноябрь, декабрь были почти сплошь солнечны.

Еще год прожит из маленькой человеческой жизни!

1.1.43. Пятница.

Господи, спаси и помоги.

3.1.43. Воскресенье..

Письмо от Н. И. Кульман: умерли Бальмонт и проф. Оман. Исчез из мира и из моей жизни Бальмонт! А живо вижу знакомство с ним, в Москве, в номерах «Мадрид» на Тверской! Был рыжий, стрижен ежиком, налит сизой кровью, шея, щеки в крупных нарывах…

Солнечно, довольно тепло, но налеты мистраля.

1.2. Понедельник.

Ночь была сырая, с мгой. Проснулся в 4, не спал до 6. Заснул и проснулся в 9. Чувствую себя, однако, сносно.

Паулис, произведенный вчера Хитлером в маршалы, сдался в Царицыне, с ним еще 17 генералов. Царицын почти полностью свободен. Погибло в нем будто бы тысяч 300. Но в Берлине речи — 10-летие власти Хитлера.

2.2. Вторник.

Сдались последние. Царицын свободен вполне.

8.2. Понедельник.

Взяли русские Курск, идут на Белгород. Не сорвутся ли?

17.2. Среда.

Во сне ломило темя. Утром кровь.

Опять, слава богу, солнце. Чувствую себя мутно и слабо.

Нездоровится, повышена температура.

Солнечно.

Я был умен и еще умен, талантлив, непостижим чем-то божественным, что есть моя жизнь, своей индивидуальностью, мыслями, чувствами — как же может быть, чтобы это исчезло? Не может быть!

28.3. Воскресенье.

Вечер. Часы переведены еще на час вперед — сейчас уже 12 1/2, т. е. по-настоящему 10 1/2.

Радио: умер Рахманинов.

2.4. Пятница.

Послал «Le Village»[56] в Португалию.

Продолжаю читать французский перевод дневников С. А. Толстой (2 тома). Одержимая!

Читаю записки Порошина, воспитателя Павла I. Обожествление мальчишки, часто очень гадкого и наглого.

Часто думаю о возвращении домой. Доживу ли? И что там встречу?

3.4.43. Суббота.

Летний день. Деревцо на нижней площадке — розовые цветы, коричневые листья. Зацвело грушевое дерево, яблоня — самое прелестное. <…> Цветут левкои. Букет у меня на столе. Несказанно очароват. благоухание.

Мучительная медленность войны — наступление в Африке, выдохшееся наступление русских да и немцев в России. <…>

11.4. Воскресенье.

<…> 31 марта умер (очень тихо) Милюков. Кончена долгая — т. е., в сущности, очень короткая — жизнь, Даже не верится. Давно ли — и т. д.