Борис Пастернак - Переписка Бориса Пастернака

Поклон Галине Игнатьевне.

Еще раз: не сердитесь на меня.

Ваш Б. П.

Пишите, если захотите и понадобится, на городской адрес. Оттуда почту доставляют 6 раз в неделю.

Шаламов – Пастернаку

Туркмен, 29 декабря 1954 г.

Сердечно и горячо поздравляю Вас с Новым годом. Ведь будет же день, когда время вспомнит, чем являются Ваши стихи для него; поймет, что Ваши работы – это и есть то, чем может гордиться страна; поймет, что только выстраданное, искреннее, отметающее всю и всяческую фальшь, достойно называться искусством. Желаю Вам счастья, здоровья, творческих успехов, спокойствия – как знать, может быть, этот год, так мало обещающий поначалу, и откроет Вам свободную и широкую дорогу на страницы журналов, к читателю, стосковавшемуся по Вашим стихам, Вашим словам. Вся штука в том, что дело поэта, его жизненная дорога – это не профессия и не специальность. Это совсем другое. Жизнь во имя настоящего, подлинного, так нужного людям – разве это не гордая судьба?

Примите же вместе с Зинаидой Николаевной наши сердечные новогодние поздравления и приветы – мои и Г<алины> И<гнатьевны>.

Ваш В. Шаламов.

Шаламов – Пастернаку

Туркмен, 19.11.55

Дорогой Борис Леонидович.

Кажется, вечность прошла с того времени, как получил последнее Ваше письмо. Некому сообщить хотя бы о Вашем здоровьи – ни о чем больше.

Мне было легче жить, зная что-либо о Вас. Сейчас труднее, когда столько месяцев не знаешь ничего.

Уважение и доверие к Вам, глубочайшее желание добра и счастья, беспокойство за Ваше здоровье – вот с этим и написано это маленькое письмо.

Ваш В. Шаламов.

Шаламов – Пастернаку

Туркмен, 18 апр<еля> 1955

Дорогой Борис Леонидович.

Спасибо Вам за телефонный звонок, за Ваш сердечный разговор. Бесконечно рад, что Вы в бодром здравии и «форме». Меня так тревожило Ваше молчание.

Счастлив слышать о переиздании Ваших стихов и еще более об окончании романа.

Горячий привет 3<инаиде> Н<иколаевне>.

Ваш В. Шаламов.

Шаламов – Пастернаку

Туркмен, 22 мая 1955

Дорогой Борис Леонидович.

По многим причинам хотел бы Вас видеть. Главных три: 1) Целых полтора года мы не встречались, и порой думается, видел ли я Вас вообще. Для меня слишком большое значение имели те немногие встречи с Вами, чтобы я мог к ним относиться равнодушно. Выполнение принятых серьезных решений откладывается и откладывается до встречи с Вами. Кроме того, мне хотелось бы все, написанное мной, отдать Вам.

2) Я по-прежнему твердо уверен, что русская литература, русская поэзия очнется от колдовского гипноза и новые вещи Ваши займут в сердцах всех грамотных людей то первое и огромное место, которое они занимают сейчас в сердцах немногих, имевших счастье прочесть их в рукописях. Я хотел бы видеть Ваши новые работы – и окончание романа и стихи.

3) Я хотел бы просить Вас почитать и то новое, что написано мной за это время. Из стихов, кажется, есть кое-что путное, что должно Вам понравиться. Прозы пока показывать Вам не буду.

Если у Вас есть желание и возможность повидаться со мной, хотя бы в июне, и если здоровье Ваше позволяет, то прошу назначить любой день и час и я приеду. Лучше, конечно, в субботу или воскресенье, но и в другие дни я смогу выбраться. Меня отпустят на сутки – только мне надо за неделю знать об этом.

Если почему-либо нельзя, то прошу тоже известить, не удерживаясь соображениями вежливости и деликатности.

Ваш В. Шаламов.

Пастернак – Шаламову

Переделкино, 10 дек<абря> 1955 г.

Дорогой Варлам Тихонович!

Дайте мне еще месяц отсрочки, родной мой. Когда я летом говорил Вашей жене или Вам писал, что роман окончен, речь шла о необработанном, но сюжетно завершенном пересказе содержания. Какая работа еще предстояла потом! А тут еще MXAT затесался с просьбой перевести Шиллерову Марию Стюарт, на что ушло полтора месяца.

В январе, если я, бог даст, доживу и если вторая книга в окончательной редакции будет к тому времени перепечатана на машинке, я сам навяжу Вам ее, мне надо, чтобы Вы прочли ее. Вот Вы меня разругаете!!

В промежутке я еще раз напишу Вам, я это ясно предвижу и знаю, а Вы не пишите мне, чтобы не конфузить меня.

Ничего не изменилось. То есть изменилось колоссально много: я окончил роман, исполнил долг, завещанный от Бога, но кругом ничего не изменилось. Я здоров и счастлив в своем замкнутом кругу, когда же делаются учащающиеся попытки вытащить меня из этого одиночества, это всякий раз разочаровывающий удар для меня, настолько я в своей тиши забываю, до какой степени люди могут быть чужими и ненужными, всего лишившись, выродившись и обо всем позабыв.

От души желаю всего лучшего Вам и Вашей жене. Забудьте обо мне до нового напоминания.

Если до Нового года не напишу, то с наступающим Новым годом.

Преданный Вам

Б. Пастернак.

Шаламов – Пастернаку

Туркмен, 19.ХII55

Дорогой Борис Леонидович.

Благодарю за письмо Ваше.

Поздравляю Вас и 3<инаиду> Н<иколаевну> с Новым годом и от всего сердца желаю счастья и здоровья.

Поздравляю с окончанием романа, верю в Ваш интерес к моему скромному мнению о нем и радуюсь этой вере.

Как я завидую Вашей творческой силе, душе, умеющей не уступить своих внутренних побед и более того – вновь утверждать себя с возрастающей силой, двигаясь дальше и выше.

Мое восхищение, мое уважение – бесконечно. Жена моя присоединяет свои поздравления, приветы.

Ваш В. Шаламов.

Пастернак – Шаламову

22 дек<абря> 1955

Дорогой друг мой! Спасибо за скорый ответ. Страшно второпях: мне пришла безумная мысль послать Вам конец романа на спешное прочтение, до отдачи в дальнейшую переписку, недели на полторы на две, до первых чисел января. Как только у Вас освободятся обе тетради, доставьте их для передачи мне на городскую квартиру. Если никого там не будет, в 5-м подъезде Лаврушинского дома дежурит лифтерша Мария Эдуардовна Киреева, отдайте пакет ей для передачи мне в собственные руки, когда я приеду в город. Киреева проживает у нас.

Не утруждайте себя подробным обстоятельным отзывом. Не тратьте на это времени и души. Я по двум-трем словам все угадаю.

Но вот условие. Если Вам будет до неприемлемости чуждо общее восприятие вещей в романе и Вас от меня отшатнет, простите мне мое ошибочное отношение к ним ради тех отдельных страниц, которые останутся Вам родными в нем и понравятся.

Я совершенно был согласен с Вашим замечанием о разговорах людей из простого народа, что они представляют лубок и неестественны. Вы обнаружите, как я упорствую в своих пороках и продолжаю им предаваться.