Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 1

Так вот, о Лужкове. Он страшно хохотал, когда услышал мой рассказ про медкомиссию. И он попросил своих людей привезти меня — прямо к нему. Я приехал. Он меня дружески, улыбаясь до ушей, встретил, вылез из кресла. И когда он спросил «чем я вам могу услужить», я ответил ему: меня выставили из страны и из моей собственной купленной квартиры, оплаченной на 100 процентов вперед. А сейчас, куда ни пойду, говорят — обращайтесь к Брежневу. «Никуда не надо обращаться, сколько у вас было метров, столько получите», — говорит Лужков. «Но я же у метро жил», — говорю я ему. «Я вам дам тоже метро, но только не Аэропорт, а у Таганки. Там у нас есть дом хороший».

И он действительно все сделал. Знаешь, если я даже уеду оттуда, я сохраню эту квартирку, в которой мы живем с Зоей: пусть у нас на земле будет свое место. Но я бы с удовольствием переехал сюда: Калифорния — первое место по количеству приятных мне людей из нашей эмиграции. Место, где живет банда людей, без которых жить уже невмоготу.

Хотя, и в России я мог бы продолжать жить, я там могу несколько лет не зарабатывать и жить хорошо.

— Разве там меньше людей, чем здесь?

— Многие умерли…. А сколько уехало! И я вынужден общаться с мальчиками втрое моложе меня.

— А теперь пора догонять тех, кто уехал?

— Да.

Читатель без труда заметит, что хронология в этом изложении нашей беседы с Севелой несколько условна — так уж продиктовала ее магнитофонная лента и логика рассказа моего собеседника. Вот и здесь оказалось вдруг уместным вернуться во время, предшествующее всему описанному выше. Оправданием этому явится разве что возможность точнее расставить акценты в жизнеописании моего приятеля, солдата двух армий, гражданина двух государств, сценариста, режиссера, писателя и ныне московского пенсионера Эфраима Севелы.

— Должен тебе сказать, я рвался служить. Я на фронте чувствовал себя счастливым человеком. Когда в 73-м году началась война, у меня было такое состояние, как у наших комсомольцев в первые дни Отечественной войны: они рвались на фронт — я видел фильм документальный, очень было похоже на Израиль 73-го… И я доволен тем, что был на этой войне и очень многое повидал на ней…

Можно сказать, что с войны начиналась вся моя биография. Я проучился в школе пять лет, когда грянула война, стал беспризорником, но вскоре меня подобрали солдаты на станции. Я не хотел воровать, и я хорошо пел — за хлеб и за сахар. Они меня взяли на поезд. А там я все время читал — где бы мы ни останавливались, я всегда находил книжки — и читал, читал, читал… Когда после войны, в 45-м, нас демобилизовали, я экстерном сдал за все оставшиеся классы, пошел в университет в 18 лет — и с первого курса перешел на третий, а с третьего — на пятый.

Веришь, я был способный мальчик… В общем, окончил я факультет журналистики, а первый сценарий написал на спор с ребятами — на три бутылки коньяка: за три дня, сидя в редакции провинциальной газетки. Редактор, зная об этом, меня не беспокоил. И я повез сценарий в Москву. У меня его в тот же день купили — и выдали деньги. Пиотровский был тогда заведующим сценарной студией при Госкино… И дальше все развивалось вполне благополучно, никто меня, в общем-то, никогда не трогал. А уехал я в числе самых первых.

Послесловие… Назавтра Севела улетал. Его выступлений ждали в других штатах Америки — по всеобщим отзывам, прошедшие очень успешно. Сопровождались они показом двух его фильмов — тех же, что и в Лос-Анжелесе. А в этот вечер, когда мы вернулись после встречи с его читателями ко мне домой, Севела, укладывая в чемодан коробки с видеофильмами, вдруг снова повторил: «Знаешь, я смотрю их вот уже который раз и каждый раз думаю — неужели это все написал и поставил я?..»

— А знаешь ли ты, что я довольно близко знал сэра Кейгена? И всю его историю…

Сай Фрумкин, хитро посматривая на меня, отставил в сторону бокал с вином, сопровождавшим нашу традиционную трапезу — жареная рыба по четвергам. Перед этим он успел просмотреть только что вынутую из почтового ящика «Панораму» с публикацией первой части этих заметок.

Сай знает множество историй, нередко рассказывает их — и не только за обеденным столом: послушать его собираются полные залы — студенты, полицейские, жители американских городов. Чаще всего он рассказывает о войне, которая застала его ребенком, о гетто и концлагерях, в которых ему пришлось побывать в те годы, о нынешней угрозе фашизма. И вдруг — такой поворот темы.

Я приготовился слушать…

— Так вот, нынешняя Маргарет, бывшая Мара — жена сэра Джозефа Кейгена, а попросту Иосифа Кагана — есть родная сестра хорошо известного тебе Алика Штромаса, социолога, литовского диссидента, которого Каганы сумели вытащить из СССР и пристроить профессорствовать в Англии. Он действительно очень состоятельный человек — я гостил у него в доме под Лондоном — а скорее, в замке, который является памятником и охраняется государством почти наравне с Букингемским дворцом.

Когда я, приехав в Лондон по его приглашению, позвонил по телефону и спросил, могу ли я говорить с Маргарет Кейген, после некоторого молчания сухой высокомерный голос мажордома ответил мне: «Вы, конечно, имеете в виду леди Маргарет Кейген?». Лордом Каган стал благодаря премьер-министру Англии Вильсону — тот, уходя в отставку, по традиции имел право назвать королеве имя человека, достойного, по его мнению, стать лордом Англии — и он назвал Кагана, ставшего к тому времени Джозефом Кейгеном.

Вот что в Англии делает дружба. И, конечно, деньги: Каган весьма щедро жертвовал на Лейбористскую партию, где, как ты можешь помнить, Вильсон был не последним человеком. Кстати, представление королеве он написал на розовой салфетке — другой бумаги под рукой не оказалось…

Каган и здесь, в Штатах, гостил — и на моей памяти немало забавных эпизодов из нашего с ним общения. Сказать, что у него в биографии все было гладко, вряд ли можно — ему, например, пришлось, уже будучи лордом, посидеть в английской тюрьме около 3-х лет — как нетрудно догадаться, было в его хозяйстве что-то не так с налогами. Сначала, почувствовав, что дело пахнет керосином, он исчез из Англии — между прочим, с 19-летней дочкой своей экономки. Пожил в Испании, во Франции — а потом затосковал по дому. Вернулся, отсидел — и снова заседал в Палате лордов: лишить звания, присвоенного королевой, в Англии невозможно. А умер он совсем недавно — всего несколько лет назад.

Декабрь 1998 г.

Глава 12

Конкретная жизнь мешает… Разговоры с Сашей Соколовым