Юрий Богданов - 30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра

Длительная рабочая нагрузка, бессонные сталинские ночи, страшная нервотрёпка последнего времени отразились на здоровье отца. Хотя отпуск ему формально предоставлялся, но воспользоваться им не имелось возможности. Последний раз мы все вместе отдыхали в 1949 году в Сочи. Зато в 1954 году Богданову предоставили сразу два отпуска. Сначала с 5 января 1954 года папа отгулял целый месяц за 1953 год. После окончания моих школьных каникул мы вместе приехали в Москву. Здесь своё свободное время отец посвятил тому, чтобы, во-первых, обследовать собственное здоровье: в почках появились камни, которые давали о себе неприятно знать. Надо было выработать медицинскую стратегию борьбы с этим недугом. Во-вторых, отец провентилировал возможность своего перевода в Москву. Жить на две семьи и в двух огромных квартирах было просто разорительно. Много денег отнимали и наши достаточно частые поездки из Москвы в Питер и обратно. Насколько я понимаю, в министерстве обещали помочь, но пока что просили подождать.

Второй свой, теперь уже очередной, отпуск за 1954 год отец получил с 23 августа. По рекомендации врачей он поехал (вместе с супругой) в Трускавецкий санаторий, чтобы попытаться промыть свои почечные камни водами знаменитого источника Нафтуси. Песок шёл у папы достаточно интенсивно. Тот, кто с подобным явлением сталкивался, легко может себе представить, какие при этом бывали боли. Но отец никогда не жаловался и не стонал. Только, когда очень прижимало, ложился в постель.

Но, к сожалению, в дополнение к физиологическим начались и политические неприятности. Очевидно, подпольный обком продолжал действовать, и про Богданова начали широко распространяться весьма грязные сплетни, которые подхватывали самые разные люди. Информацию с предупреждением об этом сообщил моему отцу лично мне не знакомый И.Н. Петров. 2 июня 1954 года в Ленинград в Управление внутренних дел «только лично начальнику УМВД тов. Богданову Н.К.» пришло письмо из Сочи от указанного отправителя. В своём послании Петров сообщал, что в мае отдыхал в санатории им. Орджоникидзе вместе «с некто Алентаевым Фёдором Григорьевичем, где с ним и познакомился». Иван Никонорович напомнил, что он знал Николая Кузьмича по Казахстану, немного по Москве и Ленинграду, а потому «крайне был удивлён свободным высказыванием по Вашему адресу Алентаева, работника Вашей системы. Я не знаю, — сказано было в письме дальше, — какие у Вас с ним отношения, но, судя по тому, что он о Вас говорил, видно, что неважные. Не просто в каком-то случайном разговоре, а на протяжении десяти дней он периодически рассказывал мне о Вас довольно подробно, порою захлёбываясь, причём всё исключительно плохие вещи». Поражённый услышанным, Иван Никонорович вынес собственно мнение: «Я ему, конечно, не поверил, почему и решил написать Вам» [А.9].

Рассказчик Апентаев работал начальником отдела эксплуатации шоссейных дорог в ГУШОСДОРе МВД СССР, можно сказать, на протяжении всей своей служебной карьеры. В связи с этим я решил показать данное письмо моим милым ветеранам ГУШОСДОРа О.В. Васильевой и Л.С. Гаврилиной. Но прежде попросил их охарактеризовать известную им личность. Обе женщины единодушно заявили, что Алентаев — красивый, обаятельный мужчина, дельный начальник, открытый, прямой и честный человек, хороший руководитель [Б].

Тем интереснее узнать, что же этот положительный герой говорил о своём стародавнем руководителе главка Богданове: «О Вашей прошлой деятельности он (Алентаев. — Ю.Б.) отзывался так: бывший чертёжник, таким и остался по настоящее время; посмотрите, как держит карандаш — так и кажется, что сейчас будет чертить». На наш взгляд, пройденная в юности школа бывшего Александровского училища заложила у моего отца прочные основы профессиональной деятельности.

Далее Алентаев излагал в гадливой интерпретации всю служебную карьеру Богданова: «Волею судеб и подхалимством стал начальником райотдела МВД, где служил, а не работал, причём так, что сразу был послан заместителем министра в Казахскую ССР». Как, оказывается, всё было просто! А мама говорила, что отец в отличие от иных добивался всего собственным трудом. Да и взять хотя бы относившуюся к тому периоду работы такую ненароком забытую деталь: за саботаж указаний об арестах Богданова в начале 1938 году должны были самого застрелить.

Но продолжим чтение письма. В изложении Фёдора Григорьевича, «подхалимство (Богданова. — Ю.Б.) было не простое, а квалифицированное», поскольку происходило перед (в то время) замминистра Кругловым, который будто бы «Вас тащил по работе, а Вы ему были преданы». Действительно, Круглова и Богданова связывало нечто большее, чем простые служебные отношения. В 1972 году Сергей Никифорович, сам тогда находившийся в опале, был единственным представителем прежней элиты МВД, принявшим участие в похоронах моего отца.

«Всю войну, — говорил Алентаев, — Богданов продержал семью т. Круглова у себя в Казахстане». Семья Кругловых в октябре 1941 года была эвакуирована в Куйбышев, и в 1943 году вернулась в столицу [Л.42]. «За такое одолжение Вас якобы вызвали в Москву и назначили Начальником УМВД по Московской области, а потом зам. министра МВД». Странно, как это Алентаев позабыл, что по приезде в Москву Богданов являлся сначала его непосредственным начальником, когда возглавлял ГУШОСДОР? Уж не Фёдору ли Григорьевичу было не знать, какие большие объёмы работ и сколь успешно выполнял тогда его родной главк?

«Дальше, — говорил Алентаев, — когда все начали возмущаться таким сильным протеже, тот же покровитель (Круглов? — Ю.Б.) переправил Вас в Ленинград начальником УМВД (как мы теперь знаем, назначил и напутствовал Богданова тогдашний министр Берия. — Ю.Б.), где Вы по своей привычке выдвинуться приняли участие в Ленинградской трагедии (“ленинградское дело” закончилось в основном в 1951 году, а Богданов приехал в город на Неве в марте 1953 года и сумел добиться освобождения из тюрьмы многих страдальцев по этому делу. — Ю.Б.)».

Работая в Ленинграде, Богданов «установил слежку за партийными работниками. При разоблачении врагов народа Вас на собрании начали спрашивать: давали Вы команду следить за партийными руководителями? Вы это отрицали. Тогда якобы встал один начальник райотдела и говорит: “Я не знаю, есть ли у т. Богданова письмо от Берия за номером и числом, но то, что он нас созывал и давал установку следить — это факт”». Если московской троице идеологов «ленинградского дела» требовалось за кем-либо из партийных руководителей следить и собирать на них компромат, так только за Андриановым, которого надлежало убрать. В остальном контроль за партийными деятелями сводился к тому, чтобы те не лезли не в свои дела. Берия вознамерился поставить партию в отведенные ей рамки, за что и погорел.