Тамара Катаева - Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции

Ивинская много пила и получила разрушение личности по алкогольному типу: истерию, беспорядочные половые связи, потерю памяти… «Ольга Всеволодовна жаловалась, что совсем разрушилась память, ничего не помнит, смогла только сделать двадцатиминутную запись воспоминаний на магнитофоне, писал за нее совсем посторонний Пастернаку человек, заимствуя материалы, где придется» (МАСЛЕННИКОВА З.А. Борис Пастернак. Встречи. Стр. 328). Поэтому ей на пользу, по замечанию ее дочери, шли лагеря, где все-таки были ограничения.

Ольга Ивинская ушла из Пастернака бесследно, как уходит случайная любовница. Кто-то написал ей бесцветные, ни о чем мемуары, Ирочка – сама, более живо – с детским потребительским правом урвать все, что дарит сегодняшний день (мать, правда, поначалу строит далеко идущие планы и отсюда – тягостная глава, как девятилетнюю Ирочку готовят для произведения на Пастернака огромного впечатления – девочка! – даже заставляют учить его стихи).

«За рукописью ко мне пришел ее реальный автор, к сожалению, не запомнила ни его имени, ни фамилии. Это был маленький немолодой мужчина, кандидат, если не ошибаюсь, сельскохозяйственных наук, который собирал отовсюду разные материалы и писал книгу с тогдашних диссидентских позиций. Особенно это чувствовалось в очень политизированной главе „Поэт и царь“, где много места уделялось взаимоотношениям Пастернака и Сталина».

Там же. Стр. 329.

«Вскоре стало известно, что она вышла замуж за какого-то литератора. <> Вообще она спряталась и жила какой-то иной, новой жизнью».

Там же. Стр. 327.

Что же стало дальше? По счастью, годы наказания – не Пастернака, его уже не было, его уже приструнивать было не надо, дам брали за уголовные преступления, спровоцированные, да, – от чемодана денег не каждый может отказаться – закончились. Ирка, что же будет дальше? – красивая жизнь, все вознаграждается.

Круги от Пастернака расходятся далеко – Ирина Емельянова живет с мужем, поэтом и переводчиком Вадимом Козовым во Франции.

«В бухте, где форт, где и расположен, собственно, порт Антиб, на причале среди роскошных освещенных яхт, огромных, есть и под русскими и украинскими флагами. Наши миллионеры? Кое-где музыка, освещенные окна, пьют вино, женщины в туалетах курят на палубе (дамские „туалеты“ должны иметь какое-то определение: вечерние они или еще какие. Просто в туалетах курят, как правило, не женщины, а девчонки-старшеклассницы. Впрочем, и любые „места для курения“ – не для дам в „туалетах“, как бы здесь ни выразиться) – непонятная жизнь. Как Аня говорила с недоумением в Сан-Сите: „Ирка, это какая-то ненастоящая жизнь!“ И тонко, странно звенят металлические рейки – гоголевская „струна в тумане“» (ИВИНСКАЯ О.В., ЕМЕЛЬЯНОВА И.И. Годы с Пастернаком и без него. Стр. 525). Флер Лазурного берега, Амальфитанского побережья, Пор-тофино и прочих подобных мест и составляет сочетание средневековых башен, рыбацких домиков – и роскошных яхт. Смотреть на все это и едут люди, не имеющие возможности жить «непонятной» жизнью. Впрочем, жизнь «"Вадика", человека трагической судьбы» note 40, по крайней мере человека, видевшего голод и холод, но нашедшего им довольно убогие противопоставления, в Антибе довольно непонятна тоже. Об этом мечталось?

«В годы (!) своего бесприютного мыкания по парижским углам (1981—1982) он по десять дней отдыхал <> в этом благословенном месте у Даниэль Бургуа, сестры владельца знаменитого издательства. Жил в самом старинном центре <>. Ездил, конечно, и в Монако, где продувался безбожно (то есть ездил все-таки в Монте-Карло, и, стало быть, было что продувать, тем более по-крупному, „безбожно“), но приходила необходимая разрядка… »

Там же. Стр. 517.

Конечно, сейчас известно, что это – болезнь. Игромания, лудомания, гэмблинг, надо жалеть, – очевидно, все же не такая болезнь, о которой можно заговорить с больными чем-нибудь более традиционным. Впрочем, в данном случае все-таки, как нам дают понять, речь идет не о болезни, а об элегантном чудачестве – чем-то не всем понятном, одним словом.

Здоровый человек с удовольствием выпьет и даже хватит лишку – при замечательном поводе, качественных напитках, хорошей закуске и располагающей компании, – а алкоголик начнет заглатывать любую жидкость, как скоро она окажется в пределах досягаемости. Неигроман с удовольствием (а то и без удовольствия, но для возможного прихода необходимой разрядки) с супругой в драгоценностях на наемном лимузине или размеренным променадом отправится в казино, а нездоровый аддиктор пропустит отходящий поезд, рвя заедающий рычаг однорукого бандита в прокуренном привокзальном зале игровых автоматов. Вы говорите – казино в Каннах? – можно было не уезжать из Урюпинска.

«Левочка, смотри, какие уморительные стихи пишет Тургенев, <> почему он не едет сюда:

У вас каждый день мороз, А я свой жалею нос. У вас скверные дороги, А я свои жалею ноги. <> У вас черный хлеб да квас, Здесь – рейнвейн да ананас!

Дмитрий Алексеевич очень ими недоволен остался и, говорит, в его годы это гадко».

КУЗМИНСКАЯ Т. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Стр. 405.

В год безвременной кончины Козового, может, это и не было гадко.

Козовой проводит время в Антибе, в апартаментах – на съемной квартире, без телефона, в новом районе. Играет в казино. Тот, кто играет, желает выиграть. Хочет стать богатым или – ведь это бывает посредством рулетки, разве это не единственный реальный способ именно самого быстрого и головокружительного достижения цели? – стать очень, очень богатым. Тот, кто играет просто так, для небольшого азарта, для бездумного времяпрепровождения – даже о сюжете оперы в программке справляться не надо, – не приходит в казино в мокрой майке и не играет на последние.

В ожидании этой единственной, фантастической, такой возможной победы человек не боится, что его разгадают, что ссылки на Достоевского будут вызывать усмешку, что запас прочности семьи велик и волна любви пройдет над его приступами распущенности, как толща океанической глади над небольшим подземным толчком – и он, чтобы не пережигать все в себе, хочет хоть изредка наяву, в руках подержать крупицы неминуемого владычества.

Казалось бы, лучший способ – поехать в Венецию. Ты можешь идти по ней быстрым шагом, без бриллиантовой пряжки на поясе, без своего обычного шитого мешочка на тонкой лайковой подкладке, туго набитого и с таким трудом развязываемыми кожаными шнурками, что чаще платят другие, если ты сам не захочешь бросить мешочек на стол весь, только с – ну пусть даже самой простенькой – кредиткой. Тебе достаточно клочка шелкового белья – пусть китайского, но из самого качественного шелка и сшитого вручную с затеями. Все. Ты можешь пробегать по этому городу крадучись, ощущая себя кем угодно, ты можешь даже не вспоминать о том, что у тебя не было денег заказать здесь гостиницу – но и никто не должен знать, кто ты такой, и гид-сопровождающая не должна выкликать тебя по номеру вместе с твоей женой в списке туристической группы.