Зинаида Фосдик - Воспоминания о Рерихах

Н.К. видел Леонтин — я при этом была, видела самое чудесное: он долго молча сидел с ней, гладил ее руку, затем голову, лоб, при этом от него шла необычайная сила, все было нагнетено — свет шел от него на нее, необыкновенные вибрации. Она сидела вся под его энергией, чувствовала себя очень счастливой. Он ей в конце сказал, чтобы она имела веру в Мастера, и Его благословение будет с нею. Но это было незабываемо — этот момент, когда он ее лечил. <…>

Н.К. говорил о сплетнях: приходящего с ними надо прежде всего слушать без негодования, наоборот, выставить все в ином свете — нелепым, смешным, превратить в карикатуру, говорить, что это, мол, ничего, а если вот это может случиться? — говоря явную нелепость — и сплетник скиснет и уйдет, не добившись ничего. Еще хорошо записывать все, что он скажет, — это обыкновенно пугает людей. Главное, осведомлять всех о сплетнях, но не придавать им масштаба трагедии, искоренять их умеючи.

Н.К. жалел, что во время последнего заседания он не вынул зеркала и не начал рассматривать свое лицо, чтобы, если бы его спросили, ответить: смотрю, нет ли раздражения на моем лице, — хотите и вы [на себя] посмотреть?! Опять просил не раздражаться — ведь это главное для дел! Также говорил, что нельзя раздражать ненормальных людей. <…> Потому лучше соглашаться с ними, особенно в патологических случаях. <…>

Было у нас заседание, посвященное Знамени Мира. Очень хорошо Н.К. говорил о конструктивности, распространении Знамени — чудно и просто. Рунес подсел в ресторане к Нуце и Катрин — ругал капиталистов, говорил, что он коммунист и они тоже должны сделаться ими, и дал Катрин книгу о большевизме — в этом несомненная провокация, ибо лишь вчера он говорил с Н.К. по-другому, а сегодня вдруг такие разговоры.

19.04.34

О разном

Утром Н.К. пришел огорченным: Америка начала проявлять дружелюбие к Китаю и вражду к Японии — могут быть осложнения. <…>

Утром мы устраивали последние приготовления для Часовни. В 4 часа приехал архиерей — митрополит Веньямин, служить, с регентом и дьяконом — красивое служение. Освятили Часовню и Знамя Св. Сергия. Н.К. до службы сам зажег лампаду — было чудное чувство. Сегодня же пришел чек на 4$ от священника Крошкевича, редактора [газеты] «Свет» за десять книг св. Сергия, и появилось мое ревю о св. Сергии в этой же газете «Свет» и статья «Радость». <…>

После ужина мы с Н.К., Юрием и Тар[уханом] поехали к Завадским слушать его гимн «Да воскреснет Бог и расточатся враги его». Превосходная вещь, но симфония возле гимна — запутана.

Приехав домой, мы все пошли к Н.К., помогая укладывать вещи — завтра они уже отсылают их. Веселья и хохоту при этом было масса. Н.К. очень добродушно шутил надо мной, вспоминая, как я устала, уселась на стул и спросила: «А где ключи?» Потом пили у нас валериану. Он прямо святой человек! Мастер, по земле ходящий. <…>

Замечательно, что Н.К. сказал Завадскому после того, как он сыграл часть своей симфонии: «И назовите это «1936 год».

Мама видела сон, как Н.К. говорил Катрин: «Присмотрите за Музеем».

21.04.34

Утром Н.К. был очень озабочен — получили письмо от Друга, на него ужасная атака там, и он, видимо, боится: ботаник его спрашивал про отношение Ф[уямы] и Уд[раи] к Японии. Видно, что там немало вещей теперь рассматривается, и Друга будут запрашивать. <…> Н.К. знает, что на Уоллеса теперь нахлынут нападения, и как он устоит — неизвестно. Утром также получили 5 тысяч для Н.К. и Юрия. Эта экспедиция причинит им немало неприятностей. <…>

Днем снимали Н.К. и Знамя Св. Сергия в Часовне. Затем помогали паковать. Н.К. к четырем часам почувствовал беспокойство, сказал, что чувствует особый, неприятный ему запах цветов, как на похоронах, но мы не знали, что и думать. Затем позже Тарухан нам сообщил, что как раз в это время скончался митрополит Платон, а ведь последнее, что он сделал, — это благословил Знамя Св. Сергия.

Н.К. диктовал мне письмо [Дукшта-]Дукшинской, также видел [мою] маму, говорил ей о великодушии (потом сказал мне: «Надолго ли усвоено?»), подарил ей свой эскиз. Дал Хелен свой эскиз чудесный. Велел мне и Нуце выбрать эскиз. Мы оба, не сговариваясь, выбрали «Майтрейя». Также дал эскизы Франсис и Катрин (сказал ей следить за Музеем). Был немного с Донном, всех обласкал.

Затем вечером мы читали с ним мучительное письмо от Гущика в Эстонии — он немного свихнулся. Потом было собрание — все было очень хорошо. Пор[ума] еще очень раздражена, но уже склонна порвать с Рунесом, ибо Н.К. сказал, что от него нечего ждать ничего хорошего. Были обсуждены вопросы финансов, ведения дел — в общем, все было мирно.

В заключение Н.К. сказал всем свое слово. Во-первых, если идет сплетня или клевета, надо сообщить об этом всем на собрании попечителей, ведь очень важно, чтобы их знали. Затем, не забыть великодушия по отношению друг к другу. Также, если секретарша жалуется на попечителя, выслушать ее, а потом сказать очень значительно: «Вы знаете, я этого не люблю». И на этом прекратить всю беседу. Разошлись поздно. Пили у нас валериану.

Родной Гуру, как бы хотелось оградить его от мелочей и забот, ведь его миссия так велика.

21.04.34

Деловые вопросы

Утром читали очень плохое письмо из Риги от Иогансен — ругает Стуре, против его избрания в президенты. После смерти Лукина начался распад. Серьезное письмо Юрию от Друга. У него был Райерсон, который сказал ему, что из-за создавшегося положения с экспедицией — из-за каких-то отклонений, о каковых его запрашивают, а также возможных затруднений с Японией, лучше или все прекратить, или же назначить Макмиллана главой экспедиции. Ботаники боятся ехать, не верят в безопасность, он [Уоллес] же заявил ему, что вся ответственность за жизнь ботаников лежит на Н.К., и Н.К. ручается за них, что ведь очень глупо с его [Уоллеса] стороны обещать. Откуда мы знаем, что они за люди и как вообще будут себя держать! По всему видно, что наш Друг очень боится.

Броди звонил Юрию, чтобы сказать: Крейн телеграфировал ему, что в данный момент он не может помочь семье, — одним словом, черные начали работать.

Райерсон был у Юрия — видимо, все лучше. Он сам сказал, что можно нанять и русского ботаника, если Макмиллан пожелает уехать в Китай или же вернуться домой. Конечно, Райерсону верить нельзя. Он определен Щиколаем] Константиновичем] как черный.

Поехали все на ланч, устроенный Das Gupta [Дас Гуптой] в центре города. Очень хорошо чествовали Н.К. В его честь был весь обед. Н.К. сам чудесно говорил о конструктивности, мире — в это время начался какой-то уродливый шум. Н.К. обратил внимание всех, сказав, что сила разрушения начинает работать там, где ее оппозиция.