Фриц Шахермайр - Александр Македонский

Живо описана ссора с Филиппом, когда Александр бросает отцу дерзкие слова, и картина штурма индийского города маллийцев, когда Александр чуть не заплатил жизнью за свою храбрость. Хотя в биографии Александра, написанной Плутархом, мы находим близкие к нашей книге описания, Шахермайр сумел дополнить их такой тонкой психологической мотивацией, что забыть эти эпизоды просто невозможно. Вспомним, к примеру, сцену прощания Александра с Неархом перед разделением войска на обратном пути из Индии, когда Александр предстал перед нами в таком неожиданном свете: «это не беззаботный гордец, не жестокий поработитель, а любящий и внимательный друг». Автор нашел новые краски для портрета своего героя, то величественного, то отталкивающего, то храброго до безумия, то подозрительного и боящегося собственной тени.

«Люди грубые и жестокие иногда бывают склонны к нежной и верной дружбе, хотя в их отношениях с друзьями и отсутствует сентиментальность», — пишет Шахермайр, и читатель останавливается на этой мысля и не может не признать ее справедливость. Или вот еще один пример. Характеризуя персидскую династию Ахеменидов, Шахермайр не обольщается, объясняя причины «альтруизма» первых персидских царей. «Они знали, — пишет он, — что «мягкие» режимы оказываются более длительными и выгодными для правителей, чем те, которые основаны на применении силы». Но, продолжает автор, мягкие законы были лишь красивым фасадом и далеко не всегда выполнялись поставленными царем сатрапами. «Власть над народами несет с собой разложение, чванство и самомнение, жестокость и ограниченность». Таких мест в этой объемистой, но удивительно легко читающейся книге так много, что из нее вполне можно извлечь материал на целый сборник исторических афоризмов.

Вторым важным достоинством этой книги является ее проблемность. Кроме основной проблемы — общечеловеческого значения судьбы Александра и результатов его деятельности каждая глава и даже параграф ставит перед читателем вопросы, над которыми раньше многим из нас не приходилось задумываться. Можно ли научиться искусству полководца? Как случилось, что македоняне, стоявшие на значительно более низкой ступени общественного развития, чем греки, оказались способными воспринять греческую культуру? Почему, восприняв ее и почти слившись с грекахми, они еще долго сохраняли все свои традиции? На многие вопросы мы получаем новые ответы взамен привычных. Как относился Александр к своему обожествлению? Вопреки Тарну Шахермайр считает (и психологически это вполне убедительно), что на гребне успехов Александр действительно уверовал в свое божественное происхождение. Не совсем убедительна его полемика с Тарном, отрицавшим, что Александр с самого начала готовился к покорению ойкумены. Тог факт, что канцелярия царя не осталась в Македонии, еще не доказывает, как нам кажется, намерения царя перенести столицу на Восток.

Интересна попытка Шахермайра связать введение проскинезы с отношением Александра к персидской религии и к культу огня. Внимательного рассмотрения заслуживают рассуждения Шахермайра о географических представлениях древних и о взглядах Александра на симметричность вселенной, от которых он должен был отказаться в результате своего похода. Да и мало ли еще интересных решений может предложить читателю крупный ученый, почти 50 лет своей жизни посвятивший исследованию личности Александра и его деятельности?

В основу всех реконструкций Шахермайра положены его отношения к первоисточникам, описавшим Восточный поход Александра. Учитывая динамичный характер своей книги, Шахермайр не дал обзора первоисточников, как это обычно делается в начале книги, а привел его лишь в конце IV главы, когда о многих их авторах мы уже получили некоторое представление[414].

Официального историографа похода, ученика и родственника Аристотеля, Каллисфена, Шахермайр решительно не одобряет. Он считает, что это был ограниченный, тщеславный человек, увлеченный своими политическими идеями (панэллинизм, исконное превосходство греков над варварами и т. п.), неспособный поэтому понять величие замыслов Александра. В его «Истории» много искажений: не следует, в частности, доверять приводимым им сведениям о численности варварских войск, о чудесах и божественных знамениях. Безудержный льстец, он способствовал созданию легенды о божественном происхождении царя, а затем сам пал жертвой своего высокомерия и претензий.

Шахермайр положительно относится к не дошедшей до нас книге Онесикрита «Об Александре». Кормчий царского корабля, ученик Диогена, Онесикрит создал образ «философа с оружием в руках», образ, настолько близкий самому Шахермайру, что тот излагает его концепцию в заключительной главе своей книги. Если Тарн прямо называет Онесикрита лжецом, то Шахермайр значительно смягчает эту характеристику, полагая, что Онесикрит не гнался за истиной, а использовал поход Александра для написания «утопического романа», в котором развивал идеи киников.

Снисходительно также относится Шахермайр к главному «врагу» Тарна — Клитарху. Немецкий исследователь причисляет его, как и двух предшествующих историков, к «романтической школе». Если Каллисфен был увлечен политическими идеями, Онесикрит — философскими, то Клитарх ставил перед собой прежде всего литературные задачи. Вслед за Тарном Шахермайр отходит от точки зрения Дройзена и других немецких ученых и признает, что Клитарх не принимал участия в Восточном походе и что он не стремился отыскивать для своего труда достоверные сведения. Его информацию никак нельзя признать достоверной: он просто расспрашивал знакомых ему участников похода, а где ему не хватало сведений, добавлял от себя. Его цель была чисто литературной — дать яркое описание полного чудес похода в Азию. Для этой цели избранная им свободная форма — смесь правды и выдумки — вполне подходила. Яркостью повествования объясняется и популярность Клитарха у римских историков времени империи, которые ставили его сочинения, дошедшие до нас лишь в отрывках, выше всех остальных (Страбон XI, 5, 4).

В отличие от своих предшественников Шахермайр усомнился в достоверности сведений, сообщаемых Птолемеем и следующим за ним Аррианом. Эти сведения вполне точны, когда речь идет об организации армии, маршрутах, приказах царя или географии завоеванных стран. Там же, где вопрос касается внутренней борьбы в македонском лагере, они напоминают записки Цезаря «О галльской войне». Хотя Птолемей часто цитирует официальные документы, относиться к его сведениям нужно весьма осторожно. Опасаться следует не искажений, вкравшихся в традицию, а того извращения истины, которое было присуще диктаторскому режиму. Автор умело умалчивает обо всем, о чем ему не хотелось бы сообщать. Из его повествования невозможно извлечь подоплеку событий: дается только официальная версия, а дальше мы «упираемся в глухую стену». Чтобы докопаться до истины, Шахермайр предлагает осторожно использовать сплетни, собранные у военачальников и придворных чиновников Клитархом и, что еще важнее, Харесом, составителем дошедшей до нас в отрывках «Истории об Александре».