Георгий Соломон (Исецкий) - Среди красных вождей

В конце 1917 года Г. А. Соломон возвращается в Россию, но от предложения войти в состав большевистского правительства он отказывается и уезжает на работу в Германию первым секретарем посольства, а затем консулом в Гамбург. После разгрома революции в Германии он арестовывается немецкими властями и несколько месяцев проводит в тюрьме Моабит. В марте 1919 года он освобождается из тюрьмы и в июле того же года возвращается в Россию. До августа 1920 года работает в Наркомате внешней торговли, а затем направляется торговым представителем в Эстонию. В 1921 году переводится в Лондон, где работает в качестве директора торгово-акционерной фирмы «Аркос».

1 августа 1923 года Г. А. Соломон по этическим соображениям (подробнее об этом в книге) оставляет советскую службу и становится одним из первых «невозвращенцев». Дальнейшие его следы теряются. Известно, что в 1930-м и 1931 годах в Париже вышли две его книги «Среди красных вождей» и «Ленин и его семья (Ульяновы)», которые и вошли в настоящее издание.

Примечания

1

Я употребляю этот термин в отношении тех, кто принял большевизм после раскола на лондонском съезде в 1902 году, когда сформировалась большевистская фракция социал-демократической партии и когда, в сущности, большевизм отличался от меньшевизма лишь в отношении тактики. К этому течению тогда же примкнули и Красин, и я. — Авт.

2

Напомню читателю, что именно Боровский говорил мне в Стокгольме. — Авт.

3

Партийная кличка Красина. — Авт.

4

Отмечу, что некогда я был очень близок с семьей Ленина и, в частности, с покойным М. Т. Елизаровым, мужем Анны Ильиничны Ульяновой, с которым я находился в дружественных отношениях, потому-то он и говорил со мной так откровенно. — Авт.

5

Как известно, существует предположение, что Ленин, проехавший через Германию в запломбированном вагоне, был нарочито послан немцами в Россию в качестве их агента и даже получил за это крупные деньги. На это и намекнул Красин в своем ответе. — Авт.

6

Урицкий был первый организатор ЧК. — Авт.

7

Вивисекция — живосечение (лат.). — Прим. ред.

8

Только порядка ради напомню о нэпе. С введением его буржуазия показала свою силу, устойчивость, жизнеспособность. Позволю себе сказать, что в этой новой политике, провозглашенной Лениным, немалую роль играл и Красин. — Авт.

9

Карт-бланш — неограниченные полномочия (фр.) — Прим. ред.

10

Со своей первой женой Иоффе вскоре разошелся и женился на М. М. Гиршфельд, которая сама, очевидно, по неопытности и юности подчеркивала свои отношения с Иоффе. — Авт.

11

Для сравнения приведу, что сам Иоффе, а также Менжинский и я получали по 1200 марок и столько же получал и «личный секретарь». — Авт.

12

Синекура — хорошо оплачиваемая должность, не требующая особого труда. — Прим. ред.

13

Вализа — почтовый мешок дипломатического курьера (фр.). — Прим. ред.

14

Недавно расстрелянный Блюмкин. — Авт.

15

Гекатомба — жестокое уничтожение многих людей (греч.). — Прим. ред.

16

Эта вечная тревога и ожидание расправы были явлением перманентным, и не только среди мелких служащих, но — что особенно стоит подчеркнуть и отметить — также и у весьма ответственных деятелей советского правительства. Я приведу беседу с одним близким мне товарищем и приятелем, стоявшим и сейчас стоящим на весьма высоком посту. Беседа эта имела место в Берлине. К сожалению, в силу серьезных причин, не могу привести имени этого товарища, кстати сказать, человека глубоко честного... Мы с ним часто беседовали в Берлине. Как-то раз, пораженный его крайне болезненным видом, я сказал ему: «Да вам следовало бы уехать отсюда полечиться в какую-нибудь санаторию...» — «Нет, Георгий Александрович, — грустно ответил он мне.— Нельзя мне уехать, мне надо ждать своей судьбы... решения своей участи... и это будет скоро...» — «Бог знает, что вы говорите, — сказал я, — какие-то загадки... «ждать своей участи»... какой участи?» — «Какой участи? — повторил он мой вопрос. — Наша участь такая: нам будет отпущено столько воздуха, сколько требуется для одного человека...» — «Ничего не понимаю, — возразил я. — Все какие-то загадки...»

В продолжение всего этого разговора он ходил по комнате. Но тут он вдруг остановился, подошел ко мне и, слабо и жалко улыбаясь, в упор глядя на меня, многозначительно и резко провел рукой себе по горлу, слегка высунув язык, и сказал: «Вот наша участь...» — «Не понимаю, — проговорил я в недоумении». — «Все не понимаете? — спросил он. — Я говорю, нам будет отпущено столько воздуха, сколько требуется для человеческого тела... для повешенного... Теперь понимаете?.. Да, нас ждет виселица... И мне, и вообще нам, нам нельзя уехать. Но вам, милый Георгий Александрович, вам следует уехать, и как можно скорее расстаться с нами... мы обречены и должны тянуть до последней возможности... Ведь, конечно, наша попытка окончится провалом, и нас ждет суровая расправа... Это немезида... Мы заварили кашу, и нам же следует ее расхлебывать… А вы имеете право избежать этой расправы… уезжайте…»

И примерно через год, уже в Москве, тот же мой товарищ, занимавший еще более высокий пост, опять возвратился к этой теме и снова стал уговаривать меня воспользоваться случаем и отойти от советского правительства, чтобы не делить с ним его участи… И он снова повторил свою метафору о «количестве воздуха»… Разговор этот происходил в Москве в то время, когда Деникин, успешно наступая, был уже под Тулой и когда все советские деятели от великих до малых трепетали и, не скрывая своей паники, говорили о расстрелах и виселицах. — Авт.

17

Ламентация — жалоба, сетование (лат.). — Прим, ред.

18

Это не помешало Надольному впоследствии, как увидит читатель из дальнейшего, дать распоряжение о моем аресте, заключении меня в тюрьму и долго мучить меня… — Авт.