Вольдемар Балязин - Романовы. Семейные тайны русских императоров
На следующий день во время доклада министра двора П. М. Волконского Николай сказал, что пошлет в Париж 300 тысяч солдат, но, как и в 1830 году, когда тот же Луи-Филипп оказался в результате революции на троне и Николай хотел поддержать законного претендента своими войсками, вовремя одумался. 14 марта был опубликован манифест, в котором говорилось, что, «возникнув сперва во Франции, мятеж и безначалие скоро сообщились сопредельной Германии и, разливаясь повсеместно с наглостью, возраставшею по мере уступчивости правительств, разрушительный поток сей прикоснулся, наконец, и союзной нам империи Австрийской и королевства Прусского. Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает в безумии своем и нашей, Богом нам вверенной России. Но да не будет так!»
И уже 19 марта началось выступление первых русских полков к западной границе. А вскоре там была развернута 33-тысячная армия, готовая по первому слову царя двинуться в Пруссию или Австрию, Венгрию или Францию. Однако в 1849 году армия Паскевича вошла только в Венгрию, подавив там революцию и сохранив в стране монархический режим дома Габсбургов. Во всех же других странах правящие режимы справились с бунтарями сами, не менее повстанцев опасаясь русских войск, которые, вернувшись в Россию, принялись за свои прежние дела — разводы, парады, смотры и маневры, не вынеся ровным счетом ничего из прошедшей кампании для боевой подготовки и модернизации вооружения.
Старый преображенец, генерал Н. К. Имеретинский писал, что по приходе в 1849 году из венгерского похода, когда были разбиты мятежники-мадьяры, «преображенцы опять принялись за свои гладкостволки, расстрелянные, разбитые, снаружи зачищенные кирпичом и внутри совершенно ржавые и негодные. А иностранные военные агенты особенно прилежно и неупустительно посещали смотры „практической стрельбы“. Много памятных книжек было написано на разных языках, и везде, во всех реляциях подробно описывалось, что в русской гвардии при стрельбе в цель на двести шагов из 200 выпущенных пуль лишь десятая часть попадает в мишень в одну сажень ширины и такой же высоты». И все же в глазах Николая и официальной военно-бюрократической элиты Российской империи только что одержанная победа над венгерскими инсургентами стала апофеозом могущества самодержавной власти.
Вскоре после победоносного возвращения из Венгрии, в 1850 году, был торжественно отпразднован четвертьвековой юбилей «благополучного царствования государя императора Николая I», которое во всех отчетах и приветственных адресах оценивалось как вершина славы и могущества России.
Подавление русскими войсками революции в Венгрии возродило среди крайних реакционеров Европы призрачную надежду восстановления Священного союза, тихо усопшего после революции 1830 года. В какой-то мере этому способствовали родственные связи Романовых с европейскими монархами. Двадцатилетний австрийский император Франц-Иосиф I, по выражению Е. В. Тарле, «был лишь русским генерал-губернатором, проживающим для удобства службы в городе Вене». Не столь откровенно, но все же достаточно сильно зависел от Николая и его шурин, прусский король Фридрих-Вильгельм IV — родной брат императрицы Александры Федоровны.
Конечно, этого было явно недостаточно, чтобы считать Россию самой сильной державой в мире, а ни на что другое Николай согласиться не мог. Однако иных союзников у Николая не было, и он раскладывал все тот же незатейливый пасьянс из трех-четырех карт.
Переговоры Николая с австрийским императором и прусским королем обеспечили России безопасность ее западной границы от Балтики до Карпат. И это развязывало Николаю руки как на западе, так и на востоке, ибо Австрия была соседкой Турции, а на союз с Австрией в 1851 году русский император мог рассчитывать при любой ситуации. И все же с начала 50-х годов на первый план для России выдвинулся так называемый «восточный вопрос». Этот термин вошел в дипломатический лексикон с 1822 года, когда впервые был употреблен на Веронском конгрессе, и обозначал комплекс международных противоречий, возникших в борьбе за территориальное наследство распадающейся Османской империи. К началу 50-х годов этот вопрос крайне обострился и стал играть важную роль в политике ведущих европейских держав.
Россия также не могла игнорировать «восточный вопрос». С одной стороны, было стремление освободить от османского ига угнетенных турками-мусульманами православных славян и греков. С другой — подрыв мощи Османской империи, угрожавший ей окончательной гибелью, мог повлечь за собой возникновение самостоятельных государств — республик или легитимных монархий, что не отвечало представлениям Николая о законности и порядке, а также пугало его совершеннейшей неопределенностью нового положения на территориях, принадлежащих султану. Поэтому Николай ставил перед собой задачу одержать победу над традиционным противником России — Турцией, сохранив при этом ее целостность. Однако в таком случае братские православные народы продолжали оставаться под иноземным владычеством и были обречены на национальную, религиозную и культурную дискриминацию.
После окончания русско-турецкой войны 1828–1829 годов и заключения Адрианопольского мира, ставившего Россию в привилегированное положение по сравнению с другими державами, обострились отношения между Николаем и правительствами Англии и Франции. Еще более укрепились позиции России в 1833 году после подписания с султаном Ункяр-Искелесийского договора о дружбе и оборонительном союзе между двумя странами. Затем — в 1840 и 1841 годах — этот договор был заменен Лондонскими конвенциями, когда гарантами помощи султану, кроме России, стали Англия, Австрия, а затем еще Франция и Пруссия.
После этого Англия и Франция, промышленно хорошо развитые и конкурентоспособные, постепенно вытеснили Россию с рынков Ближнего Востока и подчинили себе Турцию и в экономическом, и в политическом отношениях, взяв под свое покровительство армию и флот султана и направив туда своих инструкторов и наставников. Таким образом и турецкая армия, до того полуазиатская, вооруженная оружием конца XVIII — начала XIX века, стала приближаться к европейским стандартам.
В области внутренней политики в сороковые годы были осуществлены два крупнейших мероприятия: завершена реформа Киселева о государственных крестьянах и проведена финансовая реформа Канкрина. Кроме того, успешно продолжалось осуществление Кодификации законов Российской империи, разработанной Сперанским в 20–30-е годы.
В связи с реформой о государственных крестьянах следует упомянуть о так называемых «картофельных бунтах», проходивших большей частью на территориях, заселенных государственными крестьянами, и оказавшихся для российского правительства изрядной неожиданностью. Ведь в России картофель не был диковинкой — его начали культивировать еще при Екатерине II, которая в 1765 году рекомендовала «сажать земляные яблоки, кои в Англии называются „потетес“, а в иных местах — земляными грушами, тартуфклями и картофелями». Однако Екатерина лишь рекомендовала картофель к культивации, а Николай — предписал, что и вызвало серию «картофельных бунтов» в Поволжье, Приуралье и на Севере, в которых участвовало полмиллиона крестьян — больше, чем в восстаниях Разина и Пугачева.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});