Василий Голубев - Во имя Ленинграда

- Для вас-то она кончилась, а для нас нет. Нам еще Европу от фашистов спасать - это наш интернациональный долг, да и Гитлера добить надо... А с вами, господин майор, выходит, мы старые знакомые. - Я улыбнулся интенданту и задал еще вопрос: - Вам, наверное, известны боевые дела в районе Ханко в октябре и ноябре сорок первого года?

- Так это вы воевали на И-16? Такой маленький, тупоносый, с ракетами?

- Да, воевал. Мой истребитель, как и сейчас, имел бортовой номер 33.

Бывший финский летчик быстро поднялся с места.

- Благодарю Бога, - глухо произнес он, - за чудо, которое меня спасло в том памятном бою. Тот день я всегда помню - второе ноября сорок первого года. Все трое моих друзей погибли: один был сбит над бухтой, двое разбились на обратном пути, мой самолет имел много повреждений, я кое-как дотянул до Мальме.

"Значит, в том памятном и для меня бою был сбит не один самолет, что упал у борта нашего миноносца, а три", - подумал я и снова спросил с непреходящим, каким-то болезненным любопытством.

- А пятого ноября вы прилетали на Ханко для реванша?

- О нет, с меня хватило и того боя, самолет поставили на ремонт. На реванш полетел наш командир отряда и потерял еще три "Спитфайра". Самолет командира тоже был поврежден. Это были два самых тяжелых боя. Из девяти самолетов в отряде мы потеряли шесть. Командира отстранили от должности, остальных отправили воевать на север, - немцы нас отсюда вытеснили.

Я слушал его внимательно, и было странно вот так мирно сидеть и беседовать с недавним врагом.

Не думаю, чтобы он лично питал ненависть к русским. Непохоже было. Но война есть война, и его втянула эта мясорубка, затеянная Маннергеймом.

- У вас прекрасная память, - похвалил я майора, - интересно, на "фиатах" и "брустерах" было больше побед?

- Где там! Тоже большие потери, особенно когда дрались с вашими "ла" и "яками". У них больше скорости и лучше пушки.

- Не все в бою зависит от скорости и пушек. Я это говорю, думая о сорок первом и нашей старой технике... Хотите еще выпить? - предложил я майору.

- Нет, нет, спасибо. И так уже перепил. - Поморгал, добавил: - Рад был познакомиться поближе с боевым коллегой...

Еще через несколько дней мы получили радостную весть. Гвардии старшему лейтенанту Аркадию Михайловичу Селютину было присвоено звание Героя Советского Союза. Это была заслуженная награда за 16 сбитых самолетов противника. Острое зрение, которое не каждому дарит природа, храбрость, тактическое мастерство, физическая выносливость позволили молодому летчику побеждать врага, казалось бы, в самых безвыходных ситуациях, недаром Аркаша, как его любовно звали в полку, слыл воздушным асом. Он стал тринадцатым Героем в бывшем 13-м полку. По этому случаю, как водится, устроили митинг и ужин. И хотя для меня праздник Аркадия не был неожиданностью - сам подавал на него наградной лист, - однако все бывает с военным счастьем. И сейчас, когда оно пришло, радовался не меньше именинника.

Летчики 3-й эскадрильи, где он восьмой Герой, качали его и не скоро оставили в покое. Потом я видел, как Селютин и Бычков, уединившись в углу, о чем-то заспорили, словно бы холодок пробежал между ними. Вечером ко мне в землянку зашел Бычков, попросив разрешения обратиться, сказал, что хочет оформить брак с Валей - не буду ли я против?

С чего бы я стал противиться доброму делу? Лишь поинтересовался, откуда такая неожиданная решимость, не разговор ли с Селютиным подтолкнул его на этот шаг.

- Вот и Валя об этом спросила. Может, и разговор. Отчасти... С шуток началось. Я ему как замкомэска шутя посоветовал как Герою в штаб дивизии перейти, летчиков теперь хватает. Тем более тринадцатый в полку Герой нехорошее число. А он тоже отшутился: я, говорит, на партсобрании тебя за суеверия пропесочу...

- Ну, дальше? - напомнил я замолкшему Бычкову.

- А еще сказал, не надумал ли я с этим штабом, чтобы отдалить его от Вали. Так ведь это не поможет, если говорить всерьез. А сам что-то грустный стал, может, пожалел, что упустил девчонку. Да и упустил ли? Было же чувство, в душу ей не влезешь. Словом, потом все я ей выложил, сказал, что боялся оформлять брак, вдруг вдовой оставлю, да еще с ребенком, семья есть семья. Словом, пусть решает. А она говорит - назад возврата нет, ты... то есть я ей дорог. Ну вот, если согласны, позову, она за дверьми ждет.

Я молча пожал ему руку, сказал - зови.

Забегая вперед, хочу сказать, что семья у них получилась хорошая. Валя была Бычкову верной женой, и жили они счастливо до самого пятьдесят шестого года, когда Бычков погиб при воздушной аварии.

Всю балтийскую осень и начало зимы мы охраняли южную часть Финского и Ботнического заливов, прикрывали корабли в портах и базах, а также различные перевозки. Боев не было, изредка перехватывали дальних разведчиков, и порой я начинал опасаться, как бы не притупился боевой дух. Мы завидовали летчикам 3-го и 10-го авиаполков нашей дивизии, которые в это время воевали с полным боевым напряжением.

Неоднократные просьбы к командованию о замене нас другим истребительным полком оставались без ответа. И лишь в середине января 1945 года бои в Восточной Пруссии помогли нам покинуть просторы Суоми и выйти в районы морских коммуникаций, к базам и портам Либава, Мемель, Пиллау и Данциг. Летчики, воспрянув духом, срочно готовились к перелету в район Паланги, где наши войска выходом к побережью рассекли курляндскую группировку армий "Север" надвое, прижав 18-ю и 16-ю армии врага к Балтийскому морю в северо-западной части полуострова.

Сборы были в разгаре, когда в один из дней утром ко мне в кабинет зашел врач полка капитан Званцов и всем своим озабоченным видом как бы уже заранее предупредил меня, что дело у него серьезное. Так оно и было. Над Леонидом Георгиевичем вновь нависло несчастье.

- Что случилось, Валентин Александрович? - Я недоумевал: Белоусов все время на глазах, ни жалоб, ни печали на лице, ничего такого, что могло насторожить, хотя я все время внимательно приглядывался к нему.

- Случилось то, что уже случалось дважды. Обе культи покрылись краснотой, пухнут. Как он ходит и терпит, ума не приложу.

- Ну, это он умеет. Но почему я узнаю об этом только сейчас, дорогой доктор? - строго спросил я Званцова.

- Виноват, - понуро сказал он. - Не говорил по просьбе Леонида Георгиевича.

- Покаяние сейчас делу не поможет! Скажите как врач, что ему в данный момент может облегчить состояние? Как предотвратить беду?

- Только срочная госпитализация. Отправка в Ленинградскую военно-медицинскую академию. И вообще прекратить летную службу. Нагрузку с его культями больше выдерживать нельзя.

- Вы с ним об этом говорили?