Бен-Цион Тавгер - Мой Хеврон
Арабов, живущих по соседству, я попросил присмотреть за моей вывеской. Они отказались, сославшись на то, что не всегда дома, что вывеску могут утащить ночью, когда они спят, и потому никто не ручается за ее сохранность.
Несмотря на это, вывеска провисела месяц, а потом вдруг исчезла. Мы уже вовсю копали… Пришли соседи-арабы и сказали:
— Наши здесь не при чем! Вашу вывеску унесли солдаты.
Я тут же подал жалобу в полицию. Пропало, дескать, мое имущество! Зявление в полиции не хотели брать. Они, видимо, тоже всё знали, но не хотели впутываться. Дежурного офицера не оказалось в участке. Пришлось поехать к нему домой, извлечь его мокрого из ванны и вручить заявление.
После этого я спокойно отправился в здание военной администрации. Едва войдя туда, я сразу заметил вывеску. Но сделал вид, что ничего не вижу, и обратился с официальной жалобой. Мне ответили, что, мол, имеется план сделать вывеску большего размера и с более развернутым текстом. И в самом деле, в скором времени поставили огромный щит, который простоял несколько лет. Его видно было издалека, но из текста, написанного на трех языках — иврите, арабском и английском — нельзя было толком ничего понять, куда синагога делась, кто ее разрушил.
Появились подобные вывески и в других еврейских местах: возле ешивы «Слободка», при бывшей больнице «Хадасса». Но ни слова про арабов, чьими руками это всё было разрушено. Меня часто спрашивали: «Здесь что — было землетрясение?» И было стыдно за наши военные власти. Поди объясни каждому, что здесь устроили погром арабы. На месте, где была синагога, теперь овечий хлев и общественная уборная. На кладбище те же арабы завели огороды и выращивают помидоры и виноград! И это на прахе погибших! А больница «Хадасса» давно стоит пустая и запущенная. Там, где была ешива «Слободка», живут арабы, захватившие дома и имущество евреев.
И все-таки это был успех: администрация сама заказала щиты и надписи. Мне, с моими скудными финансовыми возможностями, это было не по карману.
Совершенно один, с лопатой и корзиной в руках, я стал приходить к синагоге и ежедневно расчищать ее, в строжайшей тайне от всех. Работа была нелегкой — я разгребал навоз, собирал всевозможные банки и склянки. Арабы прямо здесь же закалывали скот, и было полно костей, гниющих кишок, шкур. Попадались и трупы мелких животных. Порой я задыхался от зловония.
Помогать мне вызвались арабские ребятишки из соседних домов. Я платил им за это мелочь — на сласти и орехи. Ребятишки эти, восьми-двенадцати лет, были менее брезгливы, чем я, а может, привыкли к этим запахам. Так продолжалось недели две, ребята относили подальше трупы кошек, всевозможную рвань и гниль. Стало полегче дышать, я уже не надевал марлевую повязку. Соседи-арабы привыкли ко мне, не так удивлялись, как раньше, глядя на мою работу. Если я здесь копаю, думали они, то, стало быть, есть на это разрешение от военных властей и полиции.
Когда меня впервые пришли арестовывать, я видел их недоуменные лица: «Как же так? В чем дело? Мы были совершенно уверены…»
Появился какой-то араб, стал предъявлять мне претензии, дескать, он, владелец этого загона, вовсе не возражает, чтобы я здесь копал или проводил работы по очистке, но ему полагается денежная компенсация.
Об этом арабе я знал уже, он жил в совершенно другом месте. У него имелся договор с военной администрацией на аренду этого участка под овечий загон.
«Ай да молодчик! — подумал я. — Прекрасно знает, что здесь святое для евреев место, что это синагога, а устроил загон для скота! Набрался наглости требовать у еврея денежной компенсации… Нет, так не пойдет, этот негодяй должен понести наказание за осквернение Божьего имени — наказание на земле и наказание на небе! Ишь чего захотел?! Чтобы я заплатил ему деньги!»
— Какие у тебя права? — спросил я его. — Почему хозяин этого места ты?
Араб вытащил пачку документов — договор с военной администрацией на год. Ежегодно этот договор возобновлялся — бумажек этих у него была целая куча; сумма за аренду — тридцать семь с половиной лир.
— Пойдешь со мной в Кирьят-Арба, — сказал я ему. — Я плохо разбираюсь в юридических тонкостях, надо спросить у сведущих людей.
Я давно ждал этого араба. Знал, что придет, будет «качать права». Договорился заранее с ребятами в Кирьят-Арба, у нас все было подготовлено. Ребята «поговорили» с ним, и он получил по заслугам.
Потом он жаловался в полицию. К жалобе была приложена справка из больницы о «нанесенных побоях». Впрочем, он быстро понял, что ему еще повезло. За то, что устроил загон для скота на месте еврейской синагоги, его следовало убить. Это не я так считаю, таков арабский закон: осквернение святого места — самое настоящее злодеяние.
На следующий день, когда я, как обычно, копал, меня окружили арабы и стали выражать возмущение — почему евреи избили этого араба. Я объяснил им, что он еще легко отделался. Мусульмане его живым не выпустили бы. А вот евреи — простили. Слегка намяли бока и простили… Только евреи могут прощать. Тут завязался спор: знал ли он, что здесь раньше было, или не знал? Если знал — значит, положено, а если нет — то зря избили человека.
Побитый хозяин загона был тут же и утверждал, что место, которое было отдано ему под аренду — женская часть синагоги. Поскольку у арабов в мечети нет разделения на женскую и мужскую половину, то он считал, что его загон стоит вне святой постройки.
— Тут еврейская синагога и действуют еврейские религиозные законы, — отвечал я. — То, что ты этого не знал — твоя проблема …
Все со мной согласились и мирно разошлись. С тех пор претензий со стороны арабов больше не было, и я спокойно копал. Копал месяцы, годы — вплоть до полного восстановления синагоги, с полного согласия арабских соседей.
Теперь о евреях… Евреи мне могут сказать, что араб зря пострадал. Что скот он держал в синагоге на основании договора, и этот договор ему выдала сама же еврейская администрация. Ее-то и следует наказать! Согласен! Я не снимаю ответственности с еврейских властей. Что же касается того араба, то, по моему мнению, совесть моя чиста. Каждый человек, если у него нормальная психика, должен понимать, что там, где молились, скот держать нельзя! А тот, кто прикидывается, что он этого не понимает, должен за это отвечать. Наказание, которое он получил — минимальное. Пусть арабы Хеврона знают, что мы не так слабы, как они думали, и не так наивны, чтобы все забыть.
Я обратился к парням из ешиват-гесдер с просьбой помочь мне в раскопках, и те охотно откликнулись. В назначенный день они все пришли. Я был не один, а с Хусейном. Набралось человек десять — приличные силы. Я обратился к Хусейну:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});