Гертруда Тринчер - Рутгерс

— А когда следующий пароход?

— Неизвестно, может быть, его вообще не будет. Обратно в город по темнеющим улицам. Неспокойный сон вчетвером в маленьком номере гостиницы. Среди ночи за окном выстрелы — один, другой, третий.

Утром Себальд и Барта идут к голландскому консулу. — Добровольно в большевистский хаос? Вы шутите, мейн-хеер Рутгерс! — Консул вопросительно смотрит на Барту, словно она может объяснить невероятную прихоть мужа. Барта утвердительно кивает головой.

Консул пытается выяснить цель поездки, его вопросы таят коварные ловушки. Себальд, порой поддерживаемый репликами Барты, искусно обходит опасные места.

Очевидно, ответственная политическая миссия, решает консул. Что иное может связывать с большевиками члена Королевского общества инженеро! В Голландии?

Себальд учтиво благодарит, укладывая в бумажник рекомендательные письма к царскому консулу Харбина, к французскому консулу мосье Буржуа в Иркутске, частное письмо к другу консула, влиятельному коммерсанту на пограничной станции Маньчжурия.

Снова вокзал. Пассажиров, получивших разрешение на проезд, немного. Отдельное купе в вагоне второго класса. Поезд идет по направлению к станции Маньчжурия, доедет ли до нее, неизвестно.

— Во всяком случае, мы приближаемся к ней, — радуется Барта.

Первая спокойная ночь за много дней пути. А днем Себальд и Барта старательно повторяют за Михельсоном и Райзманом так трудно произносимые русские слова и весело смеются над ошибками друг друга.

Остановка. Стук в дверь. На пороге офицер и двое солдат. Проверка документов. Здесь властвует генерал Семенов, отброшенный сюда красными частями. Чтобы ехать дальше, нужно разрешение его людей. Повторяется уже не раз сыгранная сценка: синий паспорт, визитная карточка, супруга, переводчик, секретарь, концессии, деньги, капитал. Паспорт отмечен еще одним штампом — генерала Семенова. Поезд трогается. Утром радостная весть — едем до самой станции Маньчжурия.

Письмо голландского консула, полученное в Харбине, обеспечило Себальду и его спутникам радушную встречу и вкусный обед в доме друга консула, маньчжурского коммерсанта. Затем он познакомил путешественников с китайским префектом. С самыми лестными рекомендациями их направили оттуда к начальнику местного штаба. И здесь теплый прием, но вопрос о дальнейшей поездке отложен до завтра.

Ждать… А кто может знать, что будет завтра? Вещи оставлены на вокзале. На вокзальной площади несколько подвод. Михельсон начинает переговоры с владельцем одной из них.

Оказалось, что хорошая плата вполне заменяет разрешение штаба. На проселочных дорогах нет охраны, а дорогу в сторону красных возчик знает хорошо.

— Провезу, — обещает он.

Вещи уложены, все уселись, и лошади тронулись в путь.

Поля, пестреющие цветами, синее небо, мягкая пыль проселочных дорог. Вдруг тишину нарушили шум мотора и песня. Все ближе мужские голоса. Путники насторожились. Из-за холма показался грузовик. В кузове люди в солдатских гимнастерках, ветер треплет красный флажок на кабине.

Грузовик поравнялся, проехал. Но Себальд и его товарищи еще долго махали вслед, и Барта кричала, старательно выговаривая слова: «До свиданья, товарищи!»

К вечеру добрались до первой станции, занятой красными частями. Впервые Себальд достал из потайного кармана свой партийный билет. На служебном паровозе их доставили в армейский штаб.

В тесной комнате штаба, освещенной мигающим огоньком коптилки, командиры и солдаты плотным кольцом окружили иностранных гостей. Вопрос за вопросом. Газеты здесь редки. Здесь мало знают о жизни за рубежом.

Себальд рассказывает о рабочем движении в Америке н Японии, о митингах сочувствия Советской России, о желании многих американцев вступить добровольцами в Красную Армию. Барте кажется, Себальд еще никогда не говорил с таким увлечением.

До поздней ночи продолжается беседа. И в ту же ночь служебным поездом вместе с командиром красных казачьих частей Себальд и его спутники уезжают в Читу.

Возле реки Шилки остановка. Большой железнодорожный мост разрушен. Тяжело нагруженные путники добрались до перевоза и потом долго шли до ближайшей станции, где их подобрал другой поезд.

Днем вышли на привокзальную площадь Читы. Посреди нее большой монумент в память жертв революции. Напротив каменные дома: городской Совет, штаб красных частей, несколько гостиниц, магазины с большими витринами и множеством реклам американских фирм.

Казачий командир провел их в городской Совет. Затем встречи с членами правительства Советской Сибирской республики. Себальд рассказывает о революционной борьбе за рубежом, о том, что удалось увидеть, проезжая по местам, занятым интервентами. Русские говорят о делах Советской страны.

— Особенно сложно положение на фронте под Иркутском, — объясняют Себальду. — Но наша молодая Красная Армия становится организованней и сильней, все большая часть населения поддерживает Советскую власть. Впереди еще нелегкая борьба, но мы знаем — мы победим.

Эта вера в победу чувствуется во всем: в медном гуле военных маршей, в революционных песнях, в стремительном цокоте копыт пробегающих по площади казачьих лошадей.

Эта вера сквозит в каждом выступлении рабочих, командиров, солдат на проходящих под открытым небом массовых митингах. Себальд и Барта, стоя в толпе, завороженно слушают.

Два дня в Чите, и снова поездом дальше на запад. Вечером приехали в Верхнеудинск, нынешний Улан-Удэ.

— Ох, и забота нам с этим багажом, — вздыхает Себальд, уже привычным движением берясь за ручку чемодана.

— Не грешите, Себальд, — возражает Михельсон, подхватывая очередной саквояж. — Эти чемоданы были нашим лучшим пропуском. Чего стоят одни наклейки таможен! Перед ними пасует любой белогвардеец. А, будь ты неладен, — неожиданно заканчивает он по-русски, — споткнувшись о придорожный камень.

— «Неладно» — это то же самое, что «к шшорту»? — заинтересованно выясняет Себальд.

Филологические изыскания прекращает приход торжествующей Барты — она нашла телегу, чтобы перевезти груз. Следующая победа — крохотная комната в плохонькой, грязной гостинице. Городок переполнен. Здесь много красноармейцев, представителей Советского правительства Сибири, прибывших сюда из Иркутска беженцев, не захотевших остаться у белых. Комната в гостинице, конечно, удача.

Барта с удовольствием вытягивается на единственной узкой кровати, мужчины устраиваются на полу.