Владислав Лебедько - Хроники российской Саньясы. Том 4

Май 2001 г.

Влад: Алексей, расскажи о том, что ты знаешь про отношения духовных искателей шестидесятых — девяностых годов с КГБ. (Включает диктофон).

Алексей: (Смеется) Вообще-то на диктофон обычно записываю я! Хорошо. Только я ведь недавно в Системе и про те времена знаю либо со слов старших сотрудников, либо из документов. На самом деле я — это маленький осколок того, что было, поэтому в том, что я расскажу неизбежны искажения. Вообще между тем, что существует сейчас и тем, что было тогда — большая разница. Тогда была так называемая «пятая линия», которая сейчас, можно сказать, возрождается. «Пятая линия» КГБ.

В: Что такое «пятая линия»?

А: Пятая линия — это та структура, которая занималась идеологическим направлением любых организаций или отдельных граждан, которые пропагандировали, например, восточную культуру, либо христианские ценности, либо имели какой-то эзотерический уклон. Так или иначе, такие организации и граждане подпадали в поле зрения сотрудников «пятой линии». Просто как факт. Сейчас такого нет. Сейчас если человек занимается самосовершенствованием или грозится в ближайшее время научить всех просветляться в массовом порядке и стройными шеренгами входить в нирвану — да ради бога, если он при этом не применяет какие-то сильнодействующие психотропные вещества или если он не задумался о какой-нибудь специфической технике, или он сам по себе не является феноменом. Поэтому первый вопрос, который нужен для того, чтобы определиться, в одну группу человек входит или в другую, это вопрос «что ты можешь».

В: Чем интересуются?

А: Раньше у граждан, попавших в поле зрения Системы было два пути — либо он начинал дружить с Системой, либо он начинал с ней враждовать. По этому принципу люди и подразделялись.

В: Насколько я понимаю, вначале предлагали дружить.

А: Если человек вменяемый, в этом не было ничего плохого. Потому что зачем враждовать с человеком? Голова на плечах, плохого вроде бы ничего не хочет. Библейский принцип. Имидж системы в основном держался за счет такой процедуры, как профилактика. Это когда дружить с человеком смысла особого нет, ну и разрабатывать его тоже — чего толку? Сидит и говорит, что вот-вот просветления достигнет. Не достигнет, в ближайшее время, по крайней мере. Ну что с ним делать? А народ раздражает. Люди нервничают. Существовал такой институт, как профилактика. Как правило, работа строилась исключительно на психологическом эффекте. Реально человека посадить? — Незачем было. Можно, конечно, любого. Но незачем просто. Сотруднику, который этим занимается, от этого ни звания, ни должностей не будет. Поэтому подходили, или вызывали, или привозили. И несколько фактов или маленьких деталей, которые о человеке известны — допустим, случай из раннего детства, или из времени учебы — несколько деталей упомянул в беседе, и — «как же ты дошел до жизни такой?» У тебя такие хорошие мама-папа, ты так хорошо учился, и так далее. И у человека складывается впечатление, что всю его жизнь за ним наблюдают, с самого дня рождения. И только по какой-то чудовищной случайности, или потому что человек настолько добр и великодушен, он не сразу его в тюрьму отправит, а поговорить пришел или его пригласил. В принципе, замысел хороший сам по себе. Или, допустим, несколько эпизодов из жизни друга, брата рассказываешь человеку — у него возникает четкое убеждение, что за всеми наблюдают, прямо со дня рождения. И естественно, после того, как человек уходил или его отпускали, по большому секрету для него — «все под колпаком у Мюллера». На самом деле это делалось редко, делалось от безысходности, как правило. Особой перспективы — громко кого-то посадить и отчитаться — не было, муторно это было. Долго надо быть трудиться. А пригласить, поговорить душевно… Замысел-то был хороший, чтобы человек в конце концов осознал, насколько неправильно он жил всю свою жизнь — цель такой профилактики, для того, чтоб человек понял, что в рамках социалистического общества нет места такой идеологии, и стал строить коммунизм, и окружающих вот с этим — «не надо ля-ля». А когда пошла демократия, на самом деле, как было, насколько я могу судить по документам, так и осталось. Вот разве что с новыми демократическими веяниями отменили институт профилактики. То есть если есть на человека что-то, то его сажают сразу.

В: Что-то это что?

А: То есть если есть какой-то материал, который можно подтянуть под статью уголовного кодекса, которая либо подпадает под компетенцию КГБ, либо под компетенцию любых других органов. Раньше было проще. Фактом своих убеждений можно было состав преступления сделать. Сейчас выдумывать приходится. Начинаешь разрабатывать за шпионаж, а сажаешь за незаконное производство абортов.

В: Если сейчас сажают, то сажают действительно за что-то?

А: В общем, да. Просто за то, что человек пропагандирует христианскую или буддийскую или какую-то еще мысль, сейчас сажать не будут. Не факт, что его посадят именно за то, за что узнали, что есть, но посадят по крайней мере за дело. Можно по-другому. Страшилками пугать стало уже не модно. Да и эффект такой, как кошки-мышки. Собачка есть, она, в общем, мирная, сама по себе. Она с кошками раньше жила, с дворовыми. Разве что кошка не начинает от нее убегать. Ну, тут само собой. А чего она побежала? Она же первая побежала? Раньше то же было. Народ норовил все спрятаться. А чего они прячутся-то? Наверное, что-то скрывают. Хорошему человеку прятаться не надо, правильно?

В: Как было со всеми этими людьми?

А: Не скажу, что все, но некоторые из этих людей, которые у тебя упомянуты, — так или иначе я что-то о них знал. То есть, Система ими интересовалась. Не то чтобы я с ними общался… Я хотел бы разграничить то, что знаю лично я и о чем я могу говорить и то, что является информацией служебной. Умные люди и тогда, и сейчас разделяли служебную часть — то, чем человек интересует Систему, и его содержательную часть. К примеру, человек занимается деятельностью, из-за которой им вынуждены интересоваться, и так или иначе какие-то меры воздействия применять. Человек-то хороший. И это не есть личное. Человека разрабатываешь — ты не можешь этого не делать, потому что Система на самом деле очень умно устроена, для того чтобы один человек не мог что-то предпринять — то есть все проверяется и перепроверяется. И литература, которая изымалась в ходе обыска, с очень большим интересом иногда читалась в кабинете. У одного ныне пенсионного возраста коллеги была идея, когда уже пошла демократия, книжонку такого рода состряпать. Тут — ассоциация с твоей книгой. Но ты интересуешься людьми, людьми выдающимися. Тебя интересуют персоналии и их духовный путь. Его интересовали больше организации. Тех же иеговистов, которых сейчас в Петербурге пятнадцать тысяч, а в семидесятые годы было семьдесят человек. Как мы их только, бедных, не гоняли! Равно как и ныне легальных дианетиков. Сейчас они многотысячными тиражами свои книги издают. Моему коллеге было все это очень интересно — он брал содержание книжки — про Иисуса, Иегову, кого угодно. Но если некто, исповедуя эти убеждения, может энное количество часов находиться на морозе и не заболевает — это как-то меняет его физиологию, что ли. Не важно, какие убеждения, важно, как он исповедует. При этом такая черта, как фанатизм, на самом деле характерна для очень небольшого количества того, что принято называть сектантами. Если про современных товарищей — может вы слышали или сталкивались — Церковь последнего завета. Это Виссарион. Бывший сотрудник внутренних дел, уволенный за пьянку, — по черному пил по признанию коллег. Не знаю, в результате ли этого, но вскоре после этого объявил себя мессией. Я, говорит — Иисус Христос. Банально. Много в городе и не только в городе Христов. Каждый искренне считает, многие подробности приводят своей жизни, есть, конечно, свои особенности у каждого. Когда человек приходит в их Центр, у них там портрет Виссариона, крестик, и лежит такая подборочка ругательных статей о себе. То есть прежде, чем человек начинает знакомиться — кассеты, книжки — он всю эту чернуху проглатывает. Это своего рода прививка. Если человек сразу не развернулся и не ушел, он может это воспринимать безболезненно. Если начинается период ломки, ему что-то объясняют: ты можешь походить, посмотреть, тебя никто не заставляет. Там было написано, что они квартиры у людей заставляют отписывать, много чего, о нескольких случаях самоубийств — тоже имеет место — там тоже было написано, что кормят их там плохо. У них вегетарианство, не только вегетарианство, большие ограничения в еде. Там народ такой, весьма стройный ходит. И человеку это дают вначале читать. Под классическое определение никак не подходит. Ни тебе контроля сознания, ни тебе контроля над информацией. Ни тебе убежденности в истинности только твоей линии. А квартиры как отписывались, так и отписываются поныне.