Лаврентий Берия - "Берия. С Атомной бомбой мы живем!" Секретній дневник 1945-1953 гг.

Книга была полна фальшивыми славословиями Сталину, но в ней отсутствовали имена Молотова, Берии, Маленкова и даже политически аморфного к тому времени Микояна. Как справедливо замечает Ю. Жуков, их имена, как бы предвосхищая события (то есть — будущее величие уже самого Вознесенского), вычёркивали из будущей истории страны. Зато стоящим рядом со Сталиным экономическим организатором Победы естественно виделся сам автор «эпохального труда» — великий и непревзойдённый Николай Александрович Вознесенский.

Автор получил за свой «научный труд» (его собственная «скромная» оценка) Сталинскую премию и премиальные 200 тысяч рублей передал четырём детским домам в Горьковской и Тульской областях. Это было, конечно же, саморекламой. И, пожалуй, с далеко идущими целями.

Ещё одна любопытная деталь. Книга Вознесенского — вне сомнений, стараниями начальника Управления кадров и секретаря ЦК Кузнецова — рекомендовалась в качестве учебного пособия кафедрами и учёным советом Высшей Партийной Школы (ВПШ) при ЦК ВКП(б). Она присутствовала в программах по политэкономии и основам советской экономики, изданных в 1948 году, а также в программе по диалектическому и историческому материализму, изданной в 1949 году.

Как видим, «ленинградцы» уже не только в «учёные», но и в «хвилософы» лезли! И кое-кто их в эти «эмпиреи» усиленно пропихивал. Так, например, в теоретическом органе ЦК журнале «Большевик» (будущий «Коммунист») некто Га-товский разразился в январе 1948 года хвалебной рецензией на книгу Вознесенского, превознося её якобы выдающееся политическое и теоретическое значение. Кончилось тем, что Сталину эта возня надоела, и 13 июля 1949 года вышло постановление ПБ о журнале «Большевик» с решением о замене главного редактора и редколлегии. При этом основным мотивом для такого решения было названо «угодническое восхваление» в журнале «книжки» (оценка явно Сталина) Вознесенского.

К слову… Этот самый Лев Маркович Гатовский (1903 — не ранее 1996), расцвет которого как «учёного» пришёлся на хрущёвско-брежневские годы, с 1939 года работал в Институте экономики АН СССР, в 1947–1949 годах заведовал кафедрой вВПШ при ЦК, в 1954 году стал соавтором учебника «Политическая экономия», с 1958 по 1965 год был главным редактором журнала «Вопросы экономики», а в 1965 году стал директором Института экономики АН СССР и благополучно директорствовал там долгие годы. В1970 году издал «научный труд» «Экономические законы и строительство коммунизма», а к 1996 году всё еще подвизался в стенах антикоммунистического Ин-та экономики РАН в должности главного научного сотрудника. Такова та «кукушка», которая захваливала «петуха» Вознесенского.

Мы всё удивляемся: с чего бы это советская экономика стала с какого-то момента пробуксовывать? А вот с подачи таких «учёных» и стала…

В завершение этого комментария стоит, пожалуй, привести извлечение из речи Хрущёва перед активом Ленинградской партийной организации 7 мая 1954 года. Хрущёв и Генеральный прокурор СССР Руденко приехали в Ленинград с двумя целями: оправдать произведённую хрущёвским ЦК КПСС «реабилитацию» «ленинградцев» и подготовить процесс над Абакумовым, которого ни к селу, ни к Питеру приплели к «банде Берии». В декабре 1954 года Абакумова и его подельников судили в Ленинграде и там же расстреляли.

Задачей Хрущёва было максимально замарать Берию и Абакумова и максимально обелить Вознесенского и Кузнецова. И вот что он говорил об этих «невинных жертвах сталинизма» (по неправленой стенограмме):

«…Известно, что тов. Кузнецов и другие допускали разные излишества, выпивки допускались. Ведь это факт. И расходование средств государственных не по назначению допускалось, и бахвальство, и некоторое (ну-ну. —

С.К.) зазнайство. Было же это все товарищи. Он болтал в Москве о том, что мы, мол, ленинградцы, люди особого склада. Не понимаю, какой это особый склад? Тогда давайте укажите, чтобы мы этот «склад» заметили, а то начинают говорить: ленинградцы — люди особого склада, москвичи — особого склада, киевляне — тоже особого склада… Что за чепуха?

<…>

Можно по-разному относиться к Вознесенскому. Очень многие члены Политбюро не уважали Вознесенского за то, что он был хвастлив, груб, к подчинённым людям относился по-хамски…».

Видно, очень уж набрыд Вознесенский даже Хрущёву, что он так оценил его в такой ситуации.

Забавно, что, ляпнув сгоряча этакое, Хрущёв тут же поправился: «Но это не значит, что… Вознесенский являлся врагом. Наоборот, я глубоко убеждён (? — С./С.), что Вознесенский был честный и умный, но своенравный человек».

Курчатов снова просит разрешения ознакомить ученых с данными разведки по Сверхбомбе. Говорит, без этого не обойтись. Придется разрешить, но без осведомления о происхождении этих данных. Курчатов жалуется, что его давно считают человеком с гениальным чутьем, а он на самом деле просто пользуется нашими данными. Пришлось успокоить, что для дела это неплохо, когда руководитель имеет во всем авторитет. Тем более что Игорь — голова. А репутацию он не подмочит, мы эти данные не рассекретим никогда1.

На об’екте у Зернова распоясываются уголовники, хотели ограбить квартиру Харитона2. Надо усилить оперативно-чекистское обслуживание ведущих ученых и охрану. Работа по Бомбе вступает в завершающую фазу, может быть всякое. Поговорю с Кобой.

Мне стукнуло полвека. Коба сам не любит юбилеи, так что на поздравления рассчитывать не приходится. Вечером буду у него.

А у Кобы у самого в этом году юбилей. И это будет большое событие.

Снова выплывает этот гений Ландау1. На работу не ходит, только консультирует. Алиханов2 уверяет меня, что без Ландау они обойтись не могут. Кто их разберет. Пусть сами разбираются с этим гением. Нужен, пусть держат. Сильно не разорит.

Вчера Коба неожиданно вызвал меня и Вячеслава. Был встревожен, я его не видел таким давно. Разговор был короткий. Первое спросил: «Какая у тебя готовность по Урану?» Я ответил, что работу форсируем, но точный срок назвать пока не могу. Здесь главное наработать плутоний, его пока получают пылинками[168]. Он сказал: «Плохо».

Потом объяснил, что на днях Америка образует против нас формальный военный союз с привлечением почти всей Европы[169]. Положение тяжелое, в Греции дела не ладятся5, блокаду в Берлине придется снимать6, Тито заср. нец7, в Корее придется идти на конфликт с Америкой8. На носу раскол Германии9. По-