Леонид Млечин - Фурцева

«После кино Сталин, — писал Хрущев, — как правило, объявлял, что надо идти покушать. В два или в три часа ночи, все равно, у Сталина всегда это называлось обедом. Садились в машины и ехали к нему на ближнюю дачу. Там продолжалось „заседание“, если так можно сказать…»

Одиночества вождь не переносил, поэтому коротал вечера в компании членов политбюро. Официантки ставили закуски на один стол, а разнообразные супы — на другой. Каждый выбирал себе, что хотел. Во время обеда обсуждались политические вопросы. Вождь любил дунайскую сельдь, копченого рыбца, цесарок, уток, отварных перепелов, цыплят, с удовольствием ел ребра барашка, приготовленные на вертеле… Стол ломился от снеди.

«Просто невероятно, что Сталин порой выделывал, — рассказывал Хрущев. — Он в людей бросал помидоры, например, во время войны. Я лично это видел. Когда мы приезжали к нему по военным делам, то после нашего доклада он обязательно приглашал к себе. Начинался обед, который часто заканчивался швырянием фруктов и овощей, иногда в потолок и стены то руками, то ложками и вилками.

Меня это возмущало: „Как это вождь страны и умный человек может напиваться до такого состояния и позволять себе такое?“ Командующие фронтами, нынешние маршалы Советского Союза, тоже почти все прошли сквозь такое испытание, видели это постыдное зрелище. Такое началось в 1943 году и продолжалось позже, когда Сталин обрел прежнюю форму и уверовал, что мы победим. А раньше он ходил как мокрая курица. Тогда я не помню, чтобы случались какие-то обеды с выпивкой. Он был настолько угнетен, что на него просто жалко было смотреть».

Один из послевоенных руководителей Югославии Милован Джилас с изумлением описывал ужин на сталинской даче: «Сталин предложил, чтобы каждый сказал, сколько сейчас градусов ниже нуля, и потом в виде штрафа выпил бы столько стопок водки, на сколько градусов он ошибся… Вдруг пахнуло на меня изоляцией, пустотой и бессмысленностью жизни, которой живет советская верхушка, собравшаяся вокруг своего престарелого вождя…»

Развлекался Сталин так. Наливал в стакан водку или коньяк, подзывал кого-то из приглашенных и заставлял пить до дна. И ни у кого не хватало смелости отказаться… Поздний обед превращался в тяжелую пьянку. Может, вождю нравилось видеть своих соратников пьяненькими и жалкими. А может, он думал, что пьяный человек обязательно выболтает свои потаенные мысли.

Однажды Анастас Иванович Микоян, вынужденный выпить много коньяка, вышел в соседнюю комнату, прилег на диван и уснул. Вернулся в столовую бодрый и свежий. Увидев его таким, Сталин зло произнес:

— Ты что? Хочешь быть всех умнее? Можешь потом сильно пожалеть.

Вождь не терпел, когда кто-то пытался остаться трезвым.

«Берия, Маленков и Микоян сговорились с девушками, которые приносили вино, чтобы те подавали им бутылки от вина, но наливали бы туда воду и слегка закрашивали ее вином или же соками, — вспоминал Хрущев. — Таким образом, в бокалах виднелась жидкость нужного цвета: если белое вино — то белая жидкость, если красное вино — то красная. А это была просто вода, и они пили ее.

Но Щербаков разоблачил их: он налил себе „вина“ из какой-то такой бутылки, попробовал и заорал:

— Да они же пьют не вино!

Сталин взбесился, что его обманывают, и устроил большой скандал Берии, Маленкову и Микояну. Мы все возмущались Щербаковым, потому что не хотели пить вино, а если уж пить, то минимально, чтобы отделаться от Сталина, но не спаивать, не убивать себя. Щербаков тоже страдал от того же. Однако этот злостный подхалим не только сам подхалимничал, а и других толкал к тому же. Кончил он печально.

Берия тогда правильно говорил, что Щербаков умер потому, что страшно много пил. Сталин, правда, говорил другое: что дураком был — стал уже выздоравливать, а потом не послушал предостережения врачей и умер ночью, когда позволил себе излишества с женой. Но мы-то знали, что умер он оттого, что чрезмерно пил в угоду Сталину, а не из-за своей жадности к вину…»

У Александра Сергеевича Щербакова была плохая наследственность. В автобиографии он писал об отце: «Душевно заболел и попал в лечебницу. Причиной болезни являлось также, очевидно, и то обстоятельство, что отец страдал алкоголизмом. Что стало дальше с отцом, я не имею понятия».

Странное впечатление оставляет такое нарочитое отсутствие интереса к отцу. Но упоминание о его недуге должно было бы заставить самого Александра Сергеевича учесть трагический опыт отца…

Хозяин Москвы надорвался. С конца 1944-го он сильно болел. 10 декабря того же года его свалил обширный инфаркт. Врачи не давали надежды на выздоровление, о чем было доложено Сталину. Вождь, надо полагать, списал верного соратника со счетов и Щербакову не звонил. Тот переживал, это дополнительно ухудшало его состояние.

Первого января 1945 года он поздравил вождя с Новым годом:

«Дорогой товарищ Сталин!

От всей души и тысячу раз благодарю Вас за Ваши слова привета, сказанные Вами по моему адресу в новогоднюю ночь.

К великому моему огорчению, врач лишил меня возможности лично услышать Ваш голос. Ваши слова для меня — это живая вода. Я быстро поправлюсь и работой наверстаю свое теперешнее безделье.

Еще раз спасибо Вам, товарищ Сталин!

Поздравляю Вас и товарищей с наступившим Новым годом, который будет годом самой полной Сталинской победы.

Преданный Вам

А. Щербаков».

Сталину письмо понравилось. Велел своему помощнику Поскребышеву сохранить его в личном архиве вождя. 9 мая 1945 года, в день, когда страна отмечала победу, Сталин позвонил Щербакову, поздравил с окончанием войны. Александр Сергеевич был счастлив. Вечером он вызвал машину, чтобы проехать по ликующему городу. Это прогулка оказалась роковой. В его состоянии наступило ухудшение. На следующий день, 10 мая 1945-го, в шесть вечера он умер. Ему не было и сорока четырех лет.

Восемнадцатого мая 1945 года Сталин подписал постановление Совнаркома «Об увековечении памяти и обеспечении семьи А. С. Щербакова»:

«1. Соорудить в г. Москве памятник Александру Сергеевичу Щербакову.

2. Переименовать Ростокинский район г. Москвы в Щербаковский район.

3. Установить следующие стипендии им. А. С. Щербакова:

а) в Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова — 3 стипендии по 400 руб. каждая для студентов, отличников учебы исторического факультета;

б) в Иркутском государственном университете им. А. А. Жданова — 3 стипендии по 400 руб. каждая для студентов, отличников учебы историко-филологического факультета.

4. Выдать единовременное пособие жене т. А. С. Щербакова — Пестроуховой Вере Константиновне в размере 200 000 руб. и матери — Щербаковой Александре Петровне 50 000 руб.