Николай Симановский - Дневник; 2 апреля - 3 октября 1837 г; Кавказ

17 августа. Сегодня наши произведенные праздновали взятие Навагинской горы, но я не мог быть, ибо рапортуюсь больным. От нечего делать я целый почти день бродил по лагерю, вечером был на горе, занимаемой тенгинцами, откуда весь лагерь как на ладони, и горы видны верст в окружности на двадцать; подъем на гору чрезвычайно трудный и крутой, облегченный, впрочем, земляной лестницей. Крепостной вал совершенно сегодня кончен начерно, завтра начнется очистка. Дай Бог, чтобы поскорее мы выступили, а то смертельная скука. Если бы можно было в этой прелестной стороне гулять где хочешь, то тогда бы не было так скучно и можно бы было сколько-нибудь себя развлечь. Сколько прелестных рощ вблизи, не более 300 шагов за цепью, прелестные долины, но цепь граничит нас, и мы между гор, морем и цепью сидим, как в клетке, и ходим лишь за цепь на фуражировки, где некогда наслаждаться прелестями природы.

18 августа.(...) В крепости началась уже обшивка внутренностей, но не кирпичом, как в Пшаде, а камнем, ибо кирпич еще не готов.

19 августа. Сегодня я рапортовался здоровым и разрешил себе купаться в море, ибо погода опять установилась прекрасная. Сегодня я получил высочайше пожалованное мне полугодовое жалованье на подъем, за вычетом инвалидам 45 рублей и 3 рубля на почту - 402 рубля ассигнациями. (...)

21 августа. (...) Целый день провел я сегодня с рабочими в крепости - вот удовольствие, сопряженное с пользою: здесь невольно изучаешься фортификации, ходя взад и вперед около своих рабочих по крепостному валу. Вот уже третий день, как я начал купаться в море, вода отличная, но только по утрам и вечерам воздух довольно холоден.

Сегодня я получил три письма от Петра Ивановича от 1-го, 4-го и 25-го июня.

22 августа. Сегодня по случаю коронации государя и государыни - церковный парад с 101 пушечным выстрелом, флот тоже стрелял и развесил свои красивые флаги. Работа в крепости по случаю праздника не производится.

23 августа. (...) Фуражировки теперь всякий раз будут нам дорого стоить, ибо поблизости фуражу нет, а надобно ходить верст за 10, где слишком большое народонаселение.

24 августа. Сегодня прибыла сюда сотня запорожских казаков из Еленчика на 4(-х) лодках, на каждой лодке есть пушка; они будут крейсировать и держать сообщение между крепостями, из них есть некоторые, которые перевозили государя через Дунай. Оружие их состоит из короткого ружья со штыком через плечо, сабли и пистолета при левом боку, а одежда: синие шаровары и малиновая куртка с синими рукавами, шапка, как у донских казаков, с малиновым верхом. Это прежние некрасовцы,{54} передавшиеся на нашу сторону.

25 августа. Дни сделались снова чрезвычайно жаркие, и погода пока стоит хорошая. (...).

28 августа. Сегодня я получил от Николая Ивановича Александрова письмо из Тулы, он пишет, что шапку из Москвы приказал мне выслать. Шейблер заболел желчною горячкою.

29 августа. Сегодня я получил от Яковлева письмо из Анапы, и при оном повестка на имя мое на 3300 рублей. Не понимаю, откуда бы могли быть эти деньги, тогда как брат Петр Иванович писал ко мне, что не может выслать, неужели А(ршеневский) вспомнил обо мне, а может быть, эти деньги присланы от кого-нибудь для покупок. После зари от 3-й роты 100 человек старых солдат под командой майора Борейки и сотня запорожцев - все под командой полковника Серебрякова отправились, куда и зачем - неизвестно, на пароходе и на бриге. Иные говорят, что для сожжения за Джубой турецких кораблей, а другие, что заслуживает более вероятия, - для развлечения черкес, чтобы они нас не так преследовали. Рошковский поехал охотником.

30 августа. Сегодня по случаю праздника Александра Невского работа в крепости не производится. (...) Палатки все снимаются и нагружаются на корабли для препровождения в Еленчик.

31 августа. Лагерь теперь в жалком виде: все солдаты на биваках, у офицеров есть палатки, которые возьмутся на вьюках, или балаганы; все балаганы разобраны. Работа в крепости производится. Дни почти уже с неделю чрезвычайно жаркие, от мух нигде нельзя спрятаться, вечера теплые, чудесные, и при лунном свете после зари чудесно купаться, ибо вода теплее, чем днем, и ветру нет.

1 сентября. Целый день и целую ночь производится нагрузка на корабли. Черкесы с нетерпением ожидают нашего выступления, они разгуливают по горкам против лагеря. День сегодня такой жаркий, каких еще не бывало в продолжение целого лета. Всё перетаскивают в крепость, завтра намерены выступить. Дай Бог счастливо добраться до Еленчика! Вот уже 4 месяца, как мы за Кубанью и не знаем другого крова, как палатка, но много предстоит еще впереди, и, верно, черкесы не будут столь неучтивы, чтоб не проводили с честью своих дорогих гостей. Я полагаю, что в Пшаде и здесь истребили мы столько фуражу, что, верно бы, 1000 семействам черкесским достаточно было для прокормления себя целый год.

Третья рота с десанту возвратилась, но майор Борейко уже не существует: он убит, и поручик Рошковский ранен в левую ногу ниже колена - легко. Я был у него сейчас на пароходе и поздравлял его: он едет в Еленчик и кончил счастливо экспедицию, а нам - нам предстоит еще много! Я был на пароходе в такой чистой комнате, какой уже 6 месяцев не видел, я сидел на диване и пил чай из прекрасных чашек, признаюсь, что здесь это роскошь.

100 человек 3(-й) роты и сотня запорожских казаков, отправившись 29 августа вечером, ночевали не очень далеко от Вулана, 30-го числа в 3 часа утра по дороге к Адлеру заметили они турецкое судно на реке Гамитухадж, и так как видно было много черкес, то десанту не сделали, а разбили судно в прах ядрами (500 ядер было выпущено), и в это время собралось до 1000 черкес. Разбивши судно, они отплыли немного подальше от берегу и остановились на якоре, ночью снялись с якоря и пустились далее, и 3 1 -го на рассвете у реки Чухух, недалеко от Субашей, заметили турецкое судно и сделали десант, в одну минуту оно было зажжено, запорожцы дрались молодцами, тут убит Борейко и ранен Рошковский. (...) Судно это ожидало только попутного ветру для отплытия, ибо оно было нагружено медом, кукурузой и проч. Черкес под конец собралось очень много, но наши живо отступили под картечными выстрелами из парохода и брига. Тут взяли еще маленький баркасик. У черкес потеря была большая. Барон Шейблер отправился на пароходе в Еленчик, Рошковский тоже. Завтра в путь, Боже, благослови!

2 сентября. Выступили с Вулана до восхода солнца, версты три шли спокойно, потом началась сильная перестрелка в правой цепи; на перевале через гору Суемчеуатель черкесы сильно наседали на арьергард, и кабардинцы, бывшие в арьергарде, захватили одного черкеса живого, коему тотчас связали руки и отдали в авангард под караул. Дорогой мы все истребляли, попадавшиеся копны сена и хлеба или брали с собою, или легли, все аулы предавали пламени, так что все ущелье сзади было в дыму. Мы сделали 21 версту почти без привалу и остановились на ночлег, не доходя до Навагинской горы версты три. По прибытии на ночлег нас тотчас отправили на гору на аванпост для занятия аула: мы прикрывали водопой. По закате солнца вид был удивительный: луна выказывалась из-за гор и слабо светила, по всему ущелью горели аулы версты на три. (...) Для окончания Михайловской крепости оставили 2 саперные роты, один казачий полк, 2 роты линейных и одну сотню запорожских казаков.