Тамара Солоневич - Записки советской переводчицы

Но спуск наш еще не кончился, теперь надо было спускаться пешком, или, вернее, ползком. Очень крутые пласты и очень низкие проходы, причем приходилось спускаться на четвереньках, нащупывая под собой следующую зарубину, на которой можно было бы укрепить ногу. Тут же в шахте я крепко стукнулась виском об угольный угол, пошла кровь. Горняки смеялись: — вот теперь будет метка на всю жизнь. Оказывается, действительно, осталась метка — синенькая жилка и до сих пор у левой брови. Горняки обычно узнают друг друга по таким меткам. Угольная пыль при малейшем ранении в шахте заходит под кожу и остается навсегда. Своего рода татуировка.

Спуск был тяжел. Мне стало очень душно, не хватало воздуха. Внизу грохотали врубовые машины и автоматические сверла. Полуголые, потные, грязные шахтеры каторжным трудом зарабатывают свой кусок хлеба. И подвергают каждую минуту себя смертельной опасности. Недаром в Германии шахтерское приветствие звучит: «Gl?ck auf!» Действительно, надо желать счастья всякому спускающемуся в подземное царство. Неизведаны и жестоки его законы. И недаром горняки во всех странах наиболее тесно спаянный цех рабочего класса. Наибольшее количество забастовок падает именно на горняков.

Раздался страшный гул, взрывали динамитом пласты. Делегаты очень интересовались техническими вопросами, толщиной пластов, электровозами, которые теперь как раз стали входить в Донбассе, и условиями труда… Вдруг, слева появилась женщина коногон. Наши англичане насторожились.

— Oh, camrade Tamara, один вопрос. Допускается ли в советских шахтах женский труд?

Я перевела вопрос директору шахты. В его глазах на минуту промелькнуло смущение, но он тотчас же ответил:

— Нет, у нас женщины под землей никогда не допускаются к работе.

— Oh, well, но вот там только что прошла женщина с лошадью.

Я вопросительно посмотрела на директора. Как то он теперь выкрутится?

— А это так, случайно… Она принесла мужу завтрак и он попросил ее повести лошадь на водопой.

— Странно, очень странно. Ведь в Англии женщины никогда не допускаются под землю.

На этот раз пронесло… Позже я узнала, что и в этой шахте и на соседних, и вообще во всем Донбассе женщины работают под землей наравне с мужчинами. А в последующие годы, женский труд стал применяться в совершенно неслыханных размерах. Англичан, конечно, обманули самым нахальным образом. Но думаю, что у них все же зародилось сомнение по поводу женщины, принесшей завтрак своему мужу.

Усталые и грязные поднялись мы на гора (как называют поверхность русские горняки). Клеть на минуту задержалась, и мы стояли у сквозных дощатых стенок ее и смотрели, как мимо проходила новая смена. Одетые в лохмотья в рваные гимнастерки и брюки, горняки мрачно и недовольно смотрели на английских делегатов. Мистер Джоймс улыбнулся, крикнул им что то и показал золотые зубы.

— Ишь, сволочь, во рту золото носит, а мы с голоду дохнем.

У меня захолонуло внутри. Ведь правда, совершеннейшая правда. Разве можно сравнить этих сытых, почти холеных английских рабочих с нашей советской голытьбой?

Но англичанин, конечно, не понял этого восклицания. Он подумал, что это приветствие и ответил: Good luck, camrades, good luck!

Санитария и гигиена

После того, как делегаты, вооруженные карандашами и блокнотами, серьезно и внимательно прослушали ряд разъяснений, данных директором и главным инженером по вопросам насчет заработной платы, норм выработки, размера добычи, отпусков, пенсий и проч., мы отправились в инженерный клуб обедать. И тут произошел первый прискорбный случай… Первый, потому что такие же случаи стали потом происходить все чаще и скоро перестали быть сенсацией… Это случай с… уборной. Среднему европейцу, а особенно англичанину, трудно представить себе, как примитивны в Совдепии санитарные учреждения. Как я уже говорила, во все время поездки мне пришлось заботиться о шести англичанках, и они ходили за мной, как цыплята за наседкой. Перед обедом они захотели «прогуляться». Мы вышли в садик, и я стала искать подходящей постройки. Нечто похожее маячило из-за далеких деревьев. Мы направились туда, причем я имела неосторожность не произвести сперва необходимой рекогносцировки. Миссис Кук, как раз наиболее беспомощная и избалованная из всех моих лэдей, прошла в постройку первая. Раздался полный ужаса крик и она пулей вылетела обратно. С ней сделалась рвота. Остальные англичанки поспешили узнать в чем дело, и целый поток возмущенных английских возгласов разъяснил мне причину их негодования. Пришлась на этот раз, как, впрочем, и в последующие; довольствоваться просто лоном природы.

Когда через пять недель англичане покидали СССР и составляли обращение к правительству, так называемую декларацию, ни Слуцкому, ни Горбачеву, ни целой плеяде видных коммунистов не удалось заставить их выбросить из декларации следующую фразу:

— «Необходимо признать, что санитарные условия во всех рабочих районах, которые мы посетили, крайне негигиеничны и требуют немедленной реформы».

По этому поводу мне вспоминается, между прочим, и такая сценка.

Время — 1932 год. Место действия — Дворец Труда. Кабинет Генерального Секретаря Профинтерна, товарища Лозовского. Товарищ Лозовский беседует с американской делегацией. Высокие, чисто выбритые, краснощекие американцы благоговейно взирают на руководителя международного профсоюзного движения и тщательно записывают в блокноты его, порой остроумные и меткие, порой просто нахальные ответы на их вопросы.

И вот, один из американцев решается задать еще один вопрос:

— Почему во Дворце Труда так антигигиенично устроены уборные, что за сто шагов уже знаешь, где они находятся?

Мы все — переводчицы и референты — затаили дыхание и ждем: что то ответит «сам»?

«Сам» Лозовский, засунув большие пальцы в кармашки жилета, откидывается в кресле, обводит американцев насмешливым взглядом и говорит:

— Мы предпочитаем иметь вонючие уборные, но власть советов, чем иметь чистые уборные и быть под пятой у буржуазии.

Секунда недоуменного молчания. Затем взрыв аплодисментов. Лозовский победоносно оглядывается на Кастаньяна и других коллег — профинтерновцев.

***

На следующий день, в шесть часов вечера, Горбачев подозвал меня к себе, и почему то лукаво подмигивая, сказал:

— Баня готова. Ведите своих «институток».

Оказалось, что шахтное управление решило побаловать англичан настоящей русской баней. Несмотря на то, что в «царском вагоне» была ванна, Горбачев решил почему то никого в нее не пускать, так что потребность вымыться была большая. Сообщение о бане произвело среди англичан сенсацию. Перед отъездом из Англии им рассказывали всякие «клюквы» о России и, между прочим, что то говорили о «русской бане».