Леонид Дубровин - Пикировщики

Узнав, что мне вручен диплом летчика-бомбардировщика и что я совершил успешный боевой вылет на бомбардировщике, командующий ВВС Юго-Западного направления генерал Ф. Я. Фалалеев прислал в штаб дивизии на мое имя телеграмму. В ней Федор Яковлевич выражал удовлетворение тем, что я стал «летающим комиссаром», и, в частности, писал: «Не сомневаюсь, что ваш почин поднимет боевую активность политработников дивизии, поднимет партийную работу на более высокий уровень. Сейчас главная задача всех коммунистов — как можно больше, не на словах, а на деле, уничтожать немецких захватчиков. Желаю вам в этом успехов!»

Ветераны 15-й смешанной авиадивизии хорошо помнят и эту телеграмму, и тех крылатых политбойцов, которые последовали ее призыву: политруков П. С. Битюцкого, И. А. Гладышева, А. В. Руденко, старших политруков В. В. Власова, М. В. Володина, И. Т. Носова, капитана М. В. Онищенко, старшего лейтенанта В. А. Соснина.

Я испытывал удовлетворение и радость, узнавая, что один за другим многие военные комиссары и политруки нашей дивизии принялись осваивать боевую технику. Они упорно тренировались и, наконец, получали разрешение на первый боевой вылет. Мы с начальником политотдела дивизии батальонным комиссаром М. А. Лозинцевым всячески содействовали такому почину политработников, не жалели времени и сил, чтобы помочь им освоиться с новыми дополнительными обязанностями.

И вот к концу первого месяца войны на счету политрука А. В. Руденко уже значилось 37 боевых вылетов, четыре сбитых самолета. Капитан М. В. Онищенко за месяц войны совершил 35 боевых вылетов. Старший политрук И. Т. Носов стал «по совместительству» боевым штурманом. Это он со своим экипажем 27 августа разбил заполненную врагами переправу на Днепре, под Черкассами. В горячих схватках в небе чудеса храбрости показывал военком эскадрильи 66-го штурмового авиаполка политрук П. С. Битюцкий. Расскажу несколько эпизодов из боевой жизни политрука.

Запомнилось мне 23 июля 1941 года. В тот день политрук Битюцкий и лейтенант Тихонов вступили в бой с шестью «мессершмиттами». В сложной боевой обстановке, выручая товарища, комиссар пошел в лобовую атаку на самолет противника и сбил его. Немцы ушли за линию фронта — не выдержали. А вскоре Петр Битюцкий повел свою шестерку на колонну врага, двигающуюся к населенному пункту Острая Могила. Разрушив прежде всего мост, к которому рвались немцы, летчики, ведомые Битюцким, начали штурмовать колонну. Бомбы летели в гущу бронемашин, на гитлеровских солдат обрушивался пулеметный огонь, но вот израсходованы боеприпасы — шестерка вернулась на аэродром, заправилась и снова в бой.

На следующий день, 28 июля, политрук четырежды вылетал на штурмовку. В последнем вылете при подходе к цели группу Битюцкого атаковали «мессершмитты». Искусно маневрируя, группа уклонилась от воздушного боя, вышла в заданный район, выполнила штурмовку, а, освободившись от бомбовой нагрузки, отважные воздушные бойцы по команде ведущего набросились на «мессеров». Используя маневренность своей машины, в одной из атак Петр Битюцкий в упор расстрелял фашиста. Однако через несколько минут вспыхнул и его самолет...

В тот день комиссар на аэродром не вернулся. Прошло трое суток — Битюцкий не появлялся, никаких вестей о его судьбе в полк не поступало. И вот вечером, уже на четвертые сутки, на разборе полетов командир полка полковник А. И. Сидоренко предложил почтить память боевого друга минутой молчания. И надо же случиться такому — именно в эту минуту за стоящими в скорбном молчании летчиками раздался бодрый голос политрука: «Я жив, товарищи!..»

Куда девалась печаль! Битюцкого обнимали, качали, тискали в объятиях. А потом слушали его рассказ о том, как политрук пробирался к своим — прятался во ржи, натыкаясь на часовых, уходил от преследований...

Отдыхал комиссар только один день, да и то по строгому приказу командира полка.

А 30 августа на западных подступах к Днепру — между Киевом и Черкассами — Битюцкий повел звено И-153 на прикрытие группы бомбардировщиков. Вылет оказался необычайно тяжелым. На маршруте и при подходе к цели пришлось прорывать не одну завесу заградительного огня, отбиваться от фашистских истребителей. Несмотря ни на что, группа нанесла бомбовый удар по скоплению танков. Задание было выполнено. Но на аэродром вернулось только шесть машин. Седьмая «Чайка» домой не возвратилась.

Летчики видели, как, оторвавшись от группы и приказав боевым друзьям следовать на аэродром, Битюцкий вступил в бой с тремя «мессершмиттами». Неотразимой очередью из пулемета он сбил одного «мессера», развернул машину и устремился в лобовую атаку на другого. Боеприпасы на его «Чайке», видимо, кончились, когда, не сворачивая с курса, пилот бесстрашно ударил врага своей машиной. Взрыв, огонь, черный дым...

Не хотелось верить в гибель комиссара. Много дней, вопреки здравому смыслу, мы жили еще надеждой, представляли, кан он неожиданно откроет дверь и скажет: «А я живой!» Но чуда на этот раз не произошло. Имя политрука Петра Битюцкого навсегда осталось в наших сердцах, вдохновляя на новые подвиги.

Боевая работа с аэродрома под Полтавой продолжалась недолго. Вскоре мы получили распоряжение главнокомандующего Юго-Западным направлением маршала С. К. Тимошенко: «15-ю смешанную авиадивизию в составе 28-го и 45-го истребительных авиаполков, 66-го штурмового и 211-го ближнебомбардировочного авиаполков перебазировать на аэродром под Купянск, юго-восточнее Харькова». Нам предлагалось произвести работы по восстановлению материальной части, сменить моторы, выработавшие моторесурс, на новые. Исправные самолеты (их оказалось только десять) надлежало передать вместе с летным и техническим составом в другую дивизию. 45-й авиаполк, не переводя в Купянск, следовало отправить в тыл на переформирование.

Нелегко было расставаться с боевыми товарищами, а еще тяжелее выключиться из борьбы, оставить фронт. Ходили мы все удрученные этим новым для нас положением «безработных», но готовились к перебазированию.

Учитывая изношенность и ненадежность самолетов, маршрут перелета проложили по ломаной линии — через промежуточные аэродромы, Я вместе с подполковником Кулдиным совершил несколько посадок по маршруту движения наземного эшелона дивизии, с тем чтобы как-то контролировать его передислокацию.

Навсегда запомнилось, как вечером 17 сентября мы приземлились на аэродроме родного мне Чугуевского авиационного училища. С волнением в сердце я спешил в свою квартиру, но оказалось, что она на замке. Ключ от квартиры у меня был, и я открыл дверь. Пусто. Только кубики от детской азбуки на полу, оставленные младшей Светланкой. От соседей узнал, что жена с детьми при содействии моих сослуживцев по училищу выехала к родным в Костромскую область. Это меня несколько успокоило.