Дэвид Вейс - Убийство Моцарта

Джэсон не виделся с Мюллером с того самого дня, как уладил отношения с Деборой. Он счел предательством то, что учитель открыл непосвященным истинную цель его поездки. Однако настойчивая нужда в его совете пересилила все иные соображения.

Полный смутного беспокойства, Джэсон постучал в дверь старого музыканта; Мюллер, казалось, ждал его прихода.

– Неужели вы могли уехать, не попрощавшись со мной? Джэсон не узнал своего наставника – перед ним стоял словно другой человек. В голосе Мюллера появились не свойственные ему заискивающие нотки. За то время, что они не виделись, старческие недомогания совсем одолели музыканта. Хотя огонь в камине ярко пылал, на старике была теплая накидка; схватившись руками за поясницу, чтобы облегчить боль, он поплелся К креслу.

Пытаясь вернуть прежнюю непринужденность их отношениям, Джэсон попросил Мюллера сыграть какую-нибудь из сонат Моцарта, но тот отказался:

– Меня замучила подагра. Пальцы болят и ноют. За последние дни я не сыграл ни единой ноты. А сколько у меня когда-то было силы в руках. Видно, прошло мое время.

– Зря вы беспокоитесь, это пройдет, – попытался утешить его Джэсон.

– Поздно. Даже когда я сижу у огня, этот бостонский холод пронизывает меня до костей. Сыграйте лучше вы.

Джэсон сел за фортепьяно, но музыка Моцарта, всегда служившая для них утешением, на этот раз не принесла облегчения. Мюллер сидел, погруженный в грустные раздумья. Джэсон впервые видел его таким печальным, морщинистое лицо музыканта с сухой, как пергамент, кожей выглядело посмертной маской. Сбившись с такта, Джэсон смущенно остановился, а Мюллер в гневе воскликнул:

– Зачем вы пришли ко мне? Показать, что ничему не научились? Вам следует заняться гаммами.

– Вы болели? – спросил Джэсон.

– Старость тоже болезнь, – раздраженно ответил Мюллер. – Зачем вы играете так громко? Я ведь не Бетховен. Не страдаю глухотой.

– А он глухой?

– Только американец может быть столь невежественным. Когда вы назначили свой отъезд?

– Я еще не решил, следует ли мне жениться на Деборе.

– С ней вы сможете посетить Вену.

– Не потому ли вы просили ее отца дать вам денег взаймы?

– Я мог при этом представить рекомендацию таких людей, как Джон Адамс и Томас Джефферсон. Оба эти джентльмена обладают одним общим свойством – они поклонники музыки. Они приобрели у меня немало сочинений, эти два отставных президента. К сожалению, я не знал, что Пикеринг в душе тори и ненавидит их.

Но Джэсон продолжал смотреть на старика недоверчивым взглядом.

– Зачем вы рассказали Деборе обстоятельства смерти Моцарта? Вы предполагали, что мы с ней поженимся?

– Она бы все равно узнала. Получи я от ее отца ссуду, вам не пришлось бы на ней жениться.

Джэсон был в растерянности.

– Не придавайте значения пустякам. Живите чувствами, а не рассудком. Как это делал Моцарт.

– Вы сами говорили, что он мог бы сделать более удачный выбор.

– Констанца Вебер была бедной невестой. А вам посчастливилось заполучить богатую наследницу, которая к тому же красива, умна и…

– И деспотична.

– Тут многое зависит от вас. Она вас искренне любит.

– Ей просто хочется выйти замуж.

– Многие мужья начинали с меньшего и, тем не менее, были счастливы в браке.

– Но вы никогда не были женаты!

– Откуда вам знать? Разве я это говорил?

– Такое не скроешь.

– Господин Отис, не поддавайтесь минутному чувству, которое может все погубить. В Вене вам придется столкнуться с куда более серьезными вещами. Что же мне написать брату? Что вы не приедете?

– Дебора не верит в успех моей поездки.

– Попробуйте ее переубедить. Если это удастся, то удастся и другое.

Но сколько жертв она потребует взамен? Хотя Джэсона и возмущало, как ловко она сумела настоять на своем, он понимал: ему следует проявить характер и доказать ей, что он не просто игрушка в ее руках, несмотря на притягательную силу ее красоты и молодости.

Мюллер с трудом поднялся с кресла. Боль мучила его, но он был исполнен решимости не поддаваться болезни и убедить Джэсона в необходимости поездки.

– Брат написал мне, что господин Бетховен еще немного слышит левым ухом. Я вам завидую, господин Отис. Дебора Пикеринг может стать вам нежной и преданной женой. А без женитьбы на ней вам ничего не добиться.

– Да, да, я согласен с вами. Только бы ваше здоровье поправилось.

– Моцарт не раз шел на уступки. Часто, чтобы заручиться покровительством императора, ему приходилось брать плохих певцов, да и переписывать арии им в угоду. Прошу вас, поезжайте! Пока я еще на ногах!

– Я буду писать вам, господин Мюллер. Обещаю.

– Разумеется. И помните, никому нельзя доверять целиком.

– Я постараюсь добиться истины.

– Знайте также, что вы неизбежно наживете врагов.

– До свиданья, маэстро. – Джэсон порывисто обнял старика. Он почувствовал, как тот задрожал в его объятиях, и тут же отстранился.

– Помните, люди слышат лишь то, что хотят услышать, – напомнил Мюллер и поскорее выпроводил Джэсона из музыкальной комнаты, опасаясь как бы расставание не стало для него слишком мучительным.

После свадьбы Дебора переехала в небольшой кирпичный домик Джэсона, хотя считала его непригодным для постоянной жизни, слишком уж он был скромным и непритязательным. Она рассматривала его как временное прибежище, пока они не выстроят новый особняк по ее вкусу, но Джэсон не мог позволить себе таких трат, предпочитая подождать до той поры, когда они вернутся из Европы. Правда, он вовсе не думал возвращаться в Бостон, но умалчивал об этом и просто говорил, что не стоит спешить, нужно многое обдумать.

Перед отъездом в Нью-Йорк, где они намеревались посетить да Понте, они нанесли прощальный визит Пикерингу, и тот несколько ворчливым тоном сказал:

– Ты превосходно выглядишь, Дебора.

Этот день был особенно радостным для Джэсона. Он чувствовал себя победителем. Интересно, так ли чувствовал себя Моцарт, когда женился на Констанце?

6. Лоренцо да Понте

Нью-Йорк оказался шумнее и грязнее Бостона. Дебора с мрачным предчувствием глядела на полные суеты улицы. Она сомневалась в правильности решения Джэсона во что бы то ни стало посетить да Понте. Но Джэсон уверял, что на него прекрасно действует свежий апрельский ветер, что ему нравятся оживленные причалы вдоль Гудзона и многочисленные стоявшие там парусные суда. Они направились к Гринвич-стрит, где жил да Понте, и Джэсон, указывая на Бродвей, по которому они неторопливо шли, заметил, что такая улица сделает честь самому Бостону. Дома и красивые магазины на обсаженном деревьями Бродвее в большинстве своем были выдержаны в английском стиле, который был так мил сердцу Деборы.