Последняя книга, или Треугольник Воланда. С отступлениями, сокращениями и дополнениями - Лидия Марковна Яновская
Поэтому так влечет история романа: может быть, в ней ключ к его загадкам и тайнам? А у романа «Мастер и Маргарита», конечно же, есть история — история работы автора над замыслом и над текстом.
Внешний ход этой истории можно проследить по документам биографии, по дневникам. С некоторой осторожностью — по воспоминаниям. Путь к сокровенному в творческом процессе — рукописи писателя. Именно они позволяют прикоснуться к чуду творчества: в них живой след раздумий и сомнений художника, всплески его вдохновения, спады, поиски, предчувствие новых вдохновений. В них самоотреченный труд. И они же, как ничто другое, помогают понять произведение завершенное.
Рукописи романа «Мастер и Маргарита» сохранились неполностью.
Целые тетради черновых редакций, пачки листов, отдельные листы уничтожил автор. До встречи с Еленой Сергеевной уничтожал много, почти всё. После встречи с нею, после вступления в брак с нею — реже. И все-таки уничтожал. Писал другу своему П. С. Попову (24 апреля 1932): «Печка давно уже сделалась моей излюбленной редакцией. Мне нравится она за то, что она, ничего не бракуя, одинаково охотно поглощает и квитанции из прачечной, и начала писем, и даже, о позор, позор, стихи!» И в дневнике Елены Сергеевны 12 октября 1933 года запись: «Утром звонок Оли: арестованы Николай Эрдман и Масс. Говорит, за какие-то сатирические басни… Ночью М. А. сжег часть своего романа».
А что-то из рукописей великого романа, как помнит читатель, было утрачено уже в государственном хранилище России — в отделе рукописей библиотеки, которая тогда, когда получала и теряла доверенные ей рукописи, называлась Библиотекой имени Ленина, а теперь называется Российской государственной библиотекой.
Но и сохранившиеся после всех утрат двадцать три рукописные тетради — бедные тетради очень плохой бумаги, исписанные брызгающими чернилами или гаснущим от времени карандашом, — и три экземпляра (вероятно, когда-то их было пять) единственной прижизненной машинописи — с вкладными листами, записями на полях и на обороте листов — богатство неоценимое.
В отделе рукописей Библиотеки имени Ленина, куда попали на хранение эти тетради и машинные списки, их условно разделили («раскидали») на восемь редакций. Причем сделали это не в 1966 году, когда получали архив, и вообще не в 60-е годы, когда Е. С. была жива и могла бы проконсультировать архивариуса, а много позже, в 70-е, когда ее уже не было в живых. Не хочется подозревать, что это было прикрытием уже начавшихся пропаж; может быть, это требовалось для составления описей или для размещения рукописей в архивных «картонах». История романа еще не была изучена; некоторые тетради лежали в случайном порядке; так что «раскидали» весьма приблизительно.
За основу взяли первую главу. Если тетрадь начиналась с полностью переписанной первой главы, это решили считать началом новой редакции романа. Всё прочее рассматривалось как продолжения и варианты. И это было бы логично, если бы не то обстоятельство, что Булгаков переписывал отдельные главы своего романа многократно, одни чаще, другие реже.
Первая глава действительно сохранилась в восьми редакциях. Точнее, даже в девяти: она еще раз начата в одной из тетрадей 1931 года, правда, не на первых страницах, а в конце тетради. А редакций главы «Было дело в Грибоедове» — еще больше. Уже к 1931 году не менее четырех. Затем глава переписана в 1932 или 1933-м. Еще раз в 1934-м. Потом — в 1937-м. В том же году переписана еще раз — в первой полной (рукописной) редакции романа. Далее, в 1938 году, в машинописи. Но и это не конец. Уже в машинописи в главу «Было дело в Грибоедове» вписан от руки, а затем существенно переписан (по-видимому, в 1939 году) весь диалог Амвросия и Фоки («Ты где сегодня ужинаешь, Амвросий? — Что за вопрос, конечно, здесь, дорогой Фока!»). А блистательная страница о том, как «уютно» разместился в Грибоедове Массолит, написана, а потом переписана еще позже — в последние месяцы жизни писателя, в конце 1939 года или в самом начале 1940-го.
Редакций же главы второй, о Иешуа и Пилате, сохранилось немного: наброски, сделанные в 1928–1929 годах; глава под названием «Золотое копье» в тетради, которая в отделе рукописей ошибочно датирована 1936 годом, а на самом деле относится к 1934-му; и близкий к окончательному текст в первой полной (рукописной) редакции романа. Правда, в дельнейшем еще была интереснейшая правка главы при диктовке на машинку, и снова правка, уже по машинописи…
Важно отметить, что сам Булгаков рукописи романа на редакции не делил. В его архиве (в сохраненном Еленой Сергеевной авторском архиве) тетради романа были просто пронумерованы одна за другою. Так они сохранялись и в отделе рукописей в 60-е годы, и в читальном зале отдела рукописей я заказывала их тогда по этой старой, домашней нумерации. В простоте такой нумерации было много мудрости, рукописи легче было исследовать и легче на них ссылаться.
Но, как бы то ни было, деление на редакции состоялось, и в комментарии М. О. Чудаковой к «Избранному» Михаила Булгакова (Москва, «Художественная литература», 1980) появилась следующая формула: «Булгаков умер 10 марта 1940 года, в архиве его остались восемь редакций романа».
В тени первой половины фразы, увы, достоверной, столь же бесспорно выглядела вторая. Издание вместе с комментарием было повторено в 1982, 1983 и 1988 годах. А так как «Художественная литература» была, так сказать, законополагающим издательством художественной литературы в стране (в советской России в любой области существовало что-нибудь законополагающее: главное издательство, главный специалист и т. д.), то именно с этого издания перепечатывали и роман и комментарий к нему многие другие издательства.
Версия о восьми «оставшихся в архиве» редакциях оказалась необыкновенно заманчивой, и на ней, как на постаменте, начала выстраиваться новая легенда: дескать, существует ряд прекрасных и законченных редакций-романов «Мастер и Маргарита», из которых каждый не хуже другого, и следующую редакцию автор создавал только потому, что не мог опубликовать предыдущую. Высказывались сожаления, что не изданы другие редакции-романы, появились обещания, что рано или поздно в свет выйдут все, а потом за обещаниями последовали деяния. Впрочем, о деяниях ниже…
Читатели доверчиво принимают печатное слово: написано восемь — значит восемь. А исследователи? Неужто у исследователей не возникало желания посмотреть, что там на самом деле?
Придется признать, что если такое желание и возникало, оно отнюдь не получало поддержки: с 1970 года архив Булгакова был закрыт. Правда, иногда и кому-нибудь выдавалась драгоценная тетрадь, та или иная, по усмотрению сотрудника отдела рукописей. Об исследовании текста в целом, конечно, не могло быть и речи. Выбор счастливчика, которому выдавалась тетрадь, также принадлежал ответственному сотруднику
