Владимир Карпов - Вечный бой

- Нет времени, дорогой, - ответил Кандыбин. - Как-нибудь в другой раз.

От этих слов Алексей вдруг почувствовал себя свободнее, скованность ослабла и постепенно вовсе исчезла. "Все это говорильня, - утешал себя Алексей, - буря в стакане воды. Мы еще в школе не очень-то боялись этих выговоров. Кандыбин даже время тратить не хочет на такие пустяки".

Город давили душные сумерки. Старушки поливали тротуары у ворот и садились на лавочки подышать. Савицкий и Шатров шагали рядом. Им было немного грустно, но не больше.

Легкомысленный Савицкий через несколько минут забыл неприятности. Недалеко от дома, в котором снимали квартиру холостяки, жила стройная и миловидная девушка. У нее были темные косы, собранные в тугую корону, глаза черные и блестящие. "Мушкетеры" не раз пытались с ней заговорить при встречах. Однако юная красавица, даже не удостоив их взглядом, проходила мимо. И вот Савицкий, возвращаясь с Шатровым домой, увидел идущую впереди грациозную соседку. Он поравнялся с ней. Заговорил. Но ответа не последовало. Игорь до самой калитки пытался вызвать девушку на разговор, но она молчала и, ускорив шаг, зашла в свой двор:

- Подумаешь! - сказал Игорь подошедшему Шатрову. - Говорить не хочет!

10

Полковник Кандыбин разговаривал в своем кабинете с Ячменевым. Разговор перебил Зайнуллин. Он открыл дверь и спросил:

- Разрешите, товарищ полковник?

- Заходи! - радушно встретил капитана Кандыбин. Он любил Зайнуллина. Высоко ценил и ставил всем в пример его требовательность и твердость. Полковник считал, что у каждого офицера, независимо от звания и должности, должен быть свой стиль, свой почерк в работе. Уставы и порядки в армии одни для всех, но каждый офицер поддерживает и внедряет

их по-своему, в зависимости от опыта, знаний, склада характера. У Зайнуллина свои твердые взгляды. Он нравился Кандыбину, скорее всего, потому, что сам полковник тоже был не из говорунов, любил строгость и решительность. Кандыбин видел в Зайнуллине себя - молодым ротным командиром. Он работал бы точно так же напряженно, цепко, ни на минуту не ослабляя требовательности. Полковник втайне завидовал Зайнуллину и жалел, что самому не довелось командовать ротой в мирное время. Ротная ступень промелькнула во время войны; не успел осмотреться, как был назначен замкомбата в боях на Висле.

Зайнуллин постоял у стола, помедлил, будто хотел подчеркнуть значительность того, что он сейчас произнесет.

- Садитесь, - сказал Кандыбин.

Но Зайнуллин не сел. Он этого себе не позволял - полковник для него был полковник, и Зайнуллин считал себя обязанным стоять, когда решаются служебные вопросы. Капитан садился в присутствии полковника только на совещаниях или на офицерских вечерах, к праздничному столу, да и там немедленно поднимался, когда к нему обращались старшие. Зайнуллин был ярый противник показухи. Просто уважение к старшим и понятие субординации он считал главными устоями дисциплины и порядка в армии.

Полковник, зная эту особенность капитана, не настаивал - все равно не сядет. И это тоже нравилось Кандыбину.

- Ну, с чем пришел?

Зайнуллин еще помедлил и наконец выложил:

- Уберите от меня этого разгильдяя!

И Кандыбин и Ячменев поняли: говорит о Шатрове.

- А почему? - спросил Ячменев.

- Он разлагает роту. Мешает работать.

- Почему-то у нас принято считать, что молодых офицеров должны воспитывать старшие начальники, - сказал Ячменев. - Лейтенант Шатров ваш подчиненный, и вы обязаны его воспитывать.

- Я обо всей роте забочусь, - хмуро буркнул Зайнуллин.

- А Шатров это не рота? Он тоже служит в вашей роте, товарищ капитан.

- Служит? Он не служит, а гадит...

Кандыбин поспешил на выручку своему любимцу:

- Может быть, переведем его куда-нибудь?

- Если Зайнуллин не может с ним справиться, Шатров другому командиру вообще на шею сядет. - Ячменев невольно польстил самолюбию капитана.

- Ты сделай так, товарищ Зайнуллин, - посоветовал командир полка, требовательности не снижай, о каждом проступке докладывай официальным рапортом. Пора за них браться всерьез, хватит прощать и уговаривать. Как думаешь, Афиноген Петрович?

- Браться всерьез давно пора, - задумчиво сказал Ячменев, - и браться нужно всем, а не только нам с вами.

- Некогда мне рапорты писать, - упорствовал Зайнуллин. - Мне работать надо, а не бумагу переводить.

Зайнуллину позволялось многое. Никто другой не посмел бы так говорить с полковником. Но полковник прощал ему эту грубоватую манеру. Он стремился ни в чем не отказывать ему. Тем более что Зайнуллин никогда не злоупотреблял его расположением и обращался с просьбами только в крайних случаях. Кандыбину было очень неприятно отказывать сейчас капитану.

- Ничего не могу сделать. Штат во всех ротах укомплектован. Перевести Шатрова некуда. Ты потерпи немного, я переведу его при первой же возможности.

Зайнуллин зло и глухо сказал:

- Гнать надо из армии этих бергов, савицких, ланевых. Чего с ними возиться? Это они сбивают с пути молодых офицеров. Шатров сначала хорошо за дело взялся.

- А почему же вы его не удержали? - спросил Ячменев.

Зайнуллин промолчал.

- Природа, как известно, не терпит пустоты. Не было вашего и нашего влияния, вот и заполнили этот пробел Берг и Савицкий.

Зайнуллин не стал спорить с Ячменевым. Он пожалел, что замполит оказался в это время у командира полка. Будь Кандыбин один, он поступил бы решительнее.

Раздосадованный неудачей, Зайнуллин, возвратясь к себе в роту, вызвал Шатрова в канцелярию. Сдерживая гнев, капитан сказал, не взглянув даже на вошедшего лейтенанта:

- Если вас наказывать за каждый проступок, то вы один потянете роту на последнее место по дисциплине. Поэтому будет так: сержанты справятся без вас.

И вдруг, не сдержав злости оттого, что офицер, которого он так ждал, на которого возлагал большие надежды, оказался не помощником, а помехой, Зайнуллин почти выкрикнул:

- А твоего духу чтоб в роте не было! Понял?! Ходи где хочешь, а здесь не появляйся. Не разлагай мне людей своим гнусным видом. Понял?!

- Так точно, - ответил Шатров, растерянно соображая: отстраняют его от должности или это просто очередной разнос?

А Зайнуллин продолжал еще некоторое время бушевать. Он сознавал изгнать Шатрова из роты у него не хватает власти. То, что он говорит, это лишь попытка как-то в обход пресечь разлагающее влияние лейтенанта. Уж если не помогает, то пусть хотя бы не вредит! Но капитан знал: все это лишь разговор, болтовня... Вообще случилось то, чего капитан больше всего боялся, от чего долгое время старательно оберегал свое подразделение - в роте завелся "артист", и теперь все результаты его трудов могут пойти прахом.