Книга памяти. Воспоминания солдата - Анатолий Кузьмич Матюхин
В конце июля мы были уже далеко от Западного Буга. Местность очень красивая: реки, озера, леса, луга — все в полном летнем расцвете и дозревании. Села большие, много зелени, садов, в которых пламенеют спелыми ягодами вишни, гнутся ветки яблонь, много малины.
В одном из таких садов погиб капитан Востриков, чудом остался жив я.
А было так. Полк занимал позиции на окраине села. Наш НП разместился в конце усадьбы, которая своим тылом выходила в сторону передовой. НП устроили возле забора с внутренней стороны в густых зарослях малины, дальше были вишни, сливы и другие деревья, и кусты. Здесь же рядом, замаскированное деревьями и кустами, выставив ствол за ограду, стояло противотанковое орудие из приданной полку противотанковой батареи (наши “полковушки” для борьбы с танками непригодны — короткоствольные, они имели слабую пробивную силу). И вот однажды мы увидели: прямо против этого орудия, метрах в восьмистах, под одиноким густым деревом появился “Тигр”. Он был хорошо виден, хотя его и старались замаскировать ветками. “Тигр” не стрелял, не двигался. С какой целью он вышел в боевые порядки своей пехоты — не знаю.
Капитан подозвал меня, сказал:
— Пойдем, “Тигра” подбивать будем.
С ним был командир минометной батареи. Мы пришли к противотанковому орудию. Возле ограды, в кустах собрались человек 5, рядом были бойцы орудийного расчета. Капитан изложил свой план: навести пушку на танк, затем залпом минбатареи по площади перед танком “ослепить” экипаж и, пока не развеялись пыль и дым от взрывов мин, выстрелами из пушки уничтожить танк. Мне эта затея сразу выдалась неразумной: не такие уж немцы дураки и слепцы, чтобы еще раньше не заметить пушки, а теперь не увидеть такого “столпотворения”. Мне в этой куче делать было нечего, и, с разрешения капитана, я отошел метров на 10 в сторону и назад, к щелям артрасчета. На бруствер одного из ровиков я сел, свесив ноги в ровик. Не прошло и минуты, как в уши ударили вряд два — сразу не понял — то ли выстрелы, то ли взрывы. И почти в то же мгновение мимо меня пробежал командир минбатареи: лицо, одежда в крови, забрызганный еще чем-то, чем я сразу не понял (позже узнал: его даже не царапнуло, забрызганный был чужой кровью и тем, что летело от разорванных тел). Он только прокричал мне: “Там такое … такое” — и побежал. Я вскочил, подбежал — и остолбенел: первым увидел капитана, он еще корчился, уткнувшись лицом в землю, спина была голая, вся красно-синяя, побитая осколками. Ближе к пушке лежали изувеченные, побитые осколками, разорванные тела бойцов. Погибли командир артвзвода, командир, наводчик и заряжающий орудия. Посмотрел в сторону танка — он развернулся и пополз в свой тыл. Похоронили всех в братской могиле. Жаль капитана — хороший человек, хороший командир. Всегда осторожный, а здесь допустил роковую ошибку. Позже в этот же день меня подозвал командир батареи:
— Ты где часы дел?
— Какие часы? — не понял я.
— Ты же взял у убитого капитана часы?
— Вы что, товарищ старший лейтенант, с ума сошли? — полезли у меня глаза на лоб. — Как вы могли подумать?
— Да я и сам знаю, что это выдумка. Подлюга, ей не человека — барахла жаль. — Оказывается ППЖ (“полевая походная жена” — так их называли на фронте) капитана — сухая, рыжая, некрасивая медичка- обшарила остатки одежды и тело погибшего, не нашла часов — и на меня, ведь вместе с капитаном из нашего подразделения был только я, и я первый подбежал к месту гибели.
Ко мне она не подходила, очевидно, убоялась.
… Войска продолжали наступление, немцы откатывались к Висле, ведя арьергардные бои на промежуточных рубежах. Однако, наступательный порыв наших войск был такой сильный, что долго задержаться они нигде не могли. В одном из боев я был контужен. Редким сосновым лесом шел я на наблюдательный пункт. Противник обстреливал из орудий, пулеметов, так как это были подходы к нашим передовым позициям. Шел один, скоро НП, я вдыхал ароматы летнего леса. И вдруг услышал специфические, скрежещущие звуки “скрипача” — реактивной немецкой установки. При пуске снарядов она издавала звук, подобный решу ишака. Чутьем, присущим каждому, кто подолгу бывал на передовой, ощутил: снаряды летят сюда, в мою сторону. Вскочил в попавшийся на пути вырытый в песчаном пригорке большой окоп (очевидно, для автомашины), прижался к стенке, противоположной входу. Снаряд разорвался на входе, в уши ударило — и затем их словно заткнули чем-то тугим, непроницаемым. Прислушался — только гул в башке, ничего не слышу. Понял: оглушило. Недели три “прокантовался” в санбате, постепенно прошло, возвратился на батарею.
Наша дивизия вела наступление в направлении Парчев — Радзинь — Лукув — Седльце — Минск — Мазовецки — Воломин — Яблонове-Легйоново. В августе подошли к Праге. — предместью Варшавы на правом берегу. Овладеть ею с ходу не удалось —
