Китти Келли - Жаклин

Джекки часто намеренно старалась возбуждать ревность мужа в отместку за то, что тот изменял ей с другими женщинами. Видя его реакцию, она испытывала удовлетворение. Став первой леди, она путешествовала в Италию с Каролиной, а газеты того времени пестрели фотографиями, где она изображалась рядом с магнатом Джанни Ангели, владельцем фирмы «Фиат». Когда Кеннеди увидел эти фотографии и услышал вести, поступившие к нему по дипломатическим каналам, то послал ей дипломатической почтой телеграмму, которая гласила: «Поменьше Ангели и побольше Каролины».

«У Джекки было много друзей-мужчин, потому что она лучше ладила с мужчинами, чем с женщинами, — говорит миссис Сполдинг, — что имеет свои корни в ее отношениях с матерью, с которой она имела мало общего. Но она совершенно не умела флиртовать, в ней не было ничего соблазнительного или чувственного. Она вела себя очень осмотрительно».

Однако о ней распространялись всякие слухи, и она знала об этом. Как-то она сказала Робину Дуглас-Хоуму:

«Что мне делать? Стоит мне пообедать с каким-то мужчиной, станцевать с кем-то более одного танца, сфотографироваться с кем-то без Джека, и все тотчас начинают говорить, что этот мужчина — мой любовник. Как мне быть с этим?»

Когда Хоум спросил ее об одном особенно известном ее друге, который уже на протяжении достаточно долгого времени считался ее любовником, Джекки ответила:

«Знаете, почему все так считают? Да потому, что всякий раз перед тем как навестить меня, он звонит трем самым большим сплетницам в Нью-Йорке и как бы невзначай говорит им, что намерен зайти к Джекки, так как она просто умирает от одиночества и умоляет обязательно навестить ее. После этого он просит свою собеседницу никому не рассказывать об этом, ибо если это станет известно, то Джекки расстроится».

Хоум полагал, что Джекки, понимая, какой привлекательный мужчина ее муж, хотела быть желанной для него женщиной.

Вспоминает одна из подруг:

«Она постоянно думала о женщинах своего мужа. Иногда она относилась к этому по-взрослому и рационально, но, случалось, выходила из себя, терзалась и впадала в депрессию, погружаясь в собственные переживания и целыми днями игнорируя мужа. В такие дни она отправлялась по магазинам или навещала Уолтера Сойера, который жил в Джорджтауне. Временами она дразнила Джека по поводу его романов. Помнится, однажды мы пошли купаться. Вдруг она вернулась и сказала Джеку, чтоб он поторопился, так как две его знакомые уже пошли на пляж.

Джек и Джекки постоянно болтали друг с другом по поводу того, кто с кем спит. Они оба любили посплетничать на эту тему. Как Джекки, так и Джек испытывали любопытство относительно амурных дел высокопоставленных людей. Они могли часами обсуждать романы своих знакомых».

Одна женщина вспоминает, как посетила Джекки в Белом доме вскоре после визита шаха Ирана.

«Мы смеялись над напыщенным и серьезным шахом и его молодой красивой и жизнерадостной женой, — говорит она. — Джекки очень интересовала их семейная жизнь, и она высказала предположение, что они вряд ли вступили в союз по любви. Нам нравилось болтать на подобные темы».

Однажды Джекки в качестве первой леди явилась на прием в честь астронавтов и сбила их с толку, знают ли они Сигизмунда фон Брауна, брата Вернера, который сыграл такую большую роль в деле о разводе герцога Аргильского.

Ведя разговор с присущим ей чувством юмора, когда дело касалось сексуальной жизни других людей, Джекки не любила распространяться о подробностях своей интимной жизни.

«Единственный раз Джекки дала мне понять, что знает о любовных связях Джека, когда спросила меня, знаю ли я о его романе с Памелой Турнур, — вспоминает Бетти Сполдинг. — Я сказала, что мне ничего не известно об этом. Если б я даже и знала, то ничего не сказала бы ей. Я не имела права вникать в такие вещи. Ее расстроило то, что у ее мужа роман со служащей, которую ей приходится видеть каждый день. Это волновало ее больше, чем то обстоятельство, что ее муж спит с этой женщиной».

Эта связь, которая началась еще в те дни, когда мисс Турнур работала секретаршей Кеннеди в сенатском кабинете, могла бы стать препятствием на его пути к президентству. Если бы он находился под таким же пристальным вниманием со стороны общественного мнения, под которым находились ведущие политики после Уотергейта, ему не удалось бы стать президентом. Даже его пресс-секретарь, Пьер Сэлинджер, признавал в 1977 году, что если бы Кеннеди был президентом в это время, то его выкинули бы из Белого дома через шесть месяцев. Однако в бытность Кеннеди кандидатом в президенты пресса не особенно одолевала его и не лезла в его частную жизнь.

Летом 1958 года, когда Джекки жила в Хианнис Порт, он частенько заглядывал к своей симпатичной двадцатилетней секретарше, снимавшей квартиру в Джорджтауне у мистера и миссис Леонард Кейтеров.

«Однажды ночью мы засиделись допоздна и слышали, как кто-то кидает камешки в окно Пэм, — вспоминает миссис Кейтер. — Мы выглянули на улицу и увидели сенатора Кеннеди, стоящего в нашем саду. Он кричал Памеле, что, если она не спустится вниз, он сам поднимется к ней на балкон. Наконец, она позволила ему войти к ней.

Нас с мужем все все это так заинтриговало, что мы установили магнитофоны на кухне и в подвале, чтобы записывать разговоры в спальне. В следующий раз, когда Кеннеди пришел к ней, мы слышали, о чем они разговаривали в гостиной, а после того как они удалились в спальню, оттуда раздались звуки, говорящие о том, что они занимались любовью.

Могу заверить вас, что он не был разговорчивым любовником, — говорит миссис Кейтер, утверждая, что в гостиной Джек только спросил у своей любовницы, готова ли она, и та ответила, что всегда готова».

Миссис Кейтер сказала, что у нее сложились плохие отношения с квартиранткой и, в конце концов, ей пришлось предложить Памеле уйти с квартиры.

«После того как я выкинула Пэм, ДФК устроил ее в доме Мэри Мейер в Джорджтауне и продолжал навещать ее там. Меня бесило, что этот католик ирландского происхождения, который строит из себя хорошего семьянина, может стать президентом, и я решила действовать.

В те дни я была еще наивной и не представляла, против каких сил я ополчилась. Но я знала, что никто не поверит мне, если я не представлю доказательств, так что в дополнение к магнитофонным записям мы решили представить еще и фотографию.

Вечером 11 июля 1958 года — как странно, что я до сих пор помню эту дату, — мы с мужем поехали на Тридцать Четвертую улицу, где жила тогда Пэм, увидели Кеннеди, входящего в дом, а потом их обоих, садящихся в «Альфа Ромео». Она знала наш автомобиль, так что нам пришлось взять напрокат другой, поменьше размерами. Мы ждали в темноте их возвращения. Вы не представляете, как жутко все это было.