Екатерина Глаголева - Вашингтон

В начале июня, после нескольких месяцев подготовки, три тысячи солдат выступили в направлении форта Камберленд (бывшей фактории на Уиллс-Крике). В день по гористой местности удавалось проделать не больше двух миль; казалось, что до «развилки Огайо» они не дойдут никогда. Брэддок настоял на том, чтобы взять с собой всю артиллерию и тысячи бушелей[6] зерна. Люди и кони падали замертво от усталости. Наконец, даже упрямый генерал послушался совета Вашингтона и сколотил дивизион из восьмисот солдат, который должен был пойти вперед. Время работало против британцев, позволяя французам еще больше укрепить форт Дюкен.

Кроме того, в середине месяца по войску прокатилась волна дизентерии — вечной спутницы тяжелых походов. Одной из последних жертв этой болезни стал Вашингтон, жестоко страдавший от поноса и геморроя. Поначалу стойкий адъютант пытался скрывать, что болен, но очень скоро он настолько ослаб, что ему пришлось передвигаться, лежа в крытой повозке. 23 июня Брэддок приказал ему следовать в арьергарде и дал запатентованное лекарство — порошок доктора Джеймса (это была смесь фосфата извести и оксида сурьмы), который оказался «превосходнейшим снадобьем в мире». Тащиться в арьергарде для молодого офицера было очень тягостно, и Брэддок торжественно пообещал, что тот непременно будет участвовать в атаке на форт Дюкен.

Войска пробирались через непроходимые леса, прозванные Тенями смерти; толстые корни деревьев перепахивали тропинку; телегу подбрасывало, вытрясая душу из лежавшего в ней Вашингтона. 28 июня он писал брату, что ему едва достает сил держать в руках перо и что доктор запрещает ему это делать, опасаясь за его жизнь. Хотя лекарство оказалось эффективным, полковые доктора не отказывались и от самого распространенного и универсального средства лечения — кровопускания, так что к моменту решающего сражения от Джорджа тоже осталась только тень. И всё же к 8 июля он поправился настолько, чтобы присоединиться к Брэддоку в десятке миль от форта Дюкен, хотя ему приходилось подкладывать на седло подушку — геморрой давал о себе знать.

Следующим утром передовой отряд британцев, разросшийся до 1400 человек, начал форсировать Мононгахилу, разбившись на три группы. (На месте этого перехода ныне находится город Брэддок, штат Пенсильвания.) Первым переправлялось отделение под командованием подполковника Томаса Гейджа, сына виконта; молодой Вашингтон восхищался этим офицером. Второе отделение вел капитан Горацио Гейтс — крестник Горацио Уолпола. Наконец, последним отрядом из пятисот человек командовал сам Брэддок, сопровождаемый Вашингтоном. Никто даже не подозревал, что на том берегу их уже ждут, притаившись, 900 солдат из форта Дюкен.

Издавая пронзительные боевые вопли, от которых у ошарашенных британцев волосы зашевелились на голове, из леса неожиданно выскочили индейцы и открыли огонь. Прежде чем британские гренадеры успели дать ответный залп, они снова скрылись в лесу и как сквозь землю провалились. Но оказалось, что они разбились на два крыла и взяли британцев в кольцо. Из-за деревьев полетели пули, а сами стрелки были недосягаемы за надежными укрытиями. Высокие шапки английских гренадеров превращали их в отличные мишени.

Вашингтон, находившийся вместе с генералом, услышал, что впереди началась паника, хотя ничего еще не было видно. Британский авангард был настолько ошеломлен, что бросился наутек. Английским солдатам еще никогда не приходилось сталкиваться с индейским стилем боя: воины не стояли на месте, а перебегали или переползали по-пластунски от дерева к дереву, ведя меткий огонь. Офицеры тщетно пытались унять истерию, охватившую солдат: те бросали мушкеты и бежали без оглядки. Индейцы набрасывались на убитых, снимали с них скальпы, сдирали одежду…

Брэддок и Вашингтон обреченно пробирались против потока красных мундиров. Когда Брэддок послал три десятка стрелков под командованием капитана Томаса Ваггенера занять позицию на холме, в дыму и неразберихе по ним начали стрелять свои, приняв за французов, а офицеры тоже стреляли, решив, что это дезертиры. Все 30 человек были убиты.

Брэддок так и не внял советам Вашингтона устроить рассыпную атаку. Он упрямо придерживался европейской доктрины, выстраивая свои войска повзводно и отправляя их в бой сомкнутым строем — практически на расстрел. Адъютант тщетно умолял генерала, «пока еще не поздно и не всех еще охватило смятение», позволить ему «возглавить местных и сразиться с врагом в его же манере» (виргинцы, знакомые с индейцами не понаслышке, в отличие от англичан не обратились в бегство).

Брэддок отдал ему два приказа: послать еще один отряд занять ту же высоту и отбить у врага две пушки. Вскоре молодой офицер уже бесстрашно скакал через поле битвы. Благодаря большому росту он был идеальной мишенью, но пуля, казалось, его не брала[7]. Под ним убили двух лошадей; оба раза он вставал, отряхивался и садился на какого-нибудь коня, потерявшего седока.

«Я в любую минуту ожидал, что он упадет, — записал потом доктор Джеймс Крейк, с замиранием сердца наблюдавший за Вашингтоном. — Твердым исполнением своего долга и присутствием в самой гуще событий он подвергал себя постоянной опасности. Только всевидящее Провидение могло оградить его от судьбы, уготованной всем вокруг него».

К концу сражения шляпу и полы мундира Вашингтона пробили четыре пули, но у него самого не было ни царапины. Между тем почти две трети британских офицеров были убиты, войска практически остались без командования. Два адъютанта Брэддока были ранены. Когда самого генерала сразила пуля, попавшая ему в руку и пробившая легкое, рядом с ним оставался только Вашингтон. Брэддок тоже сражался как лев, проявляя больше отваги, нежели мудрости. Под ним пали четыре лошади. Вашингтон уложил генерала в небольшую повозку и перевез обратно через Мононгахилу. Лежа на носилках и стеная, Брэддок, еще находившийся в сознании, продолжал отдавать приказы. Исполнять их мог только Вашингтон, хотя и он был так слаб, что его качало из стороны в сторону.

Нужно было передать полковнику Данбару, следовавшему за авангардом на расстоянии в 40 миль, приказ скорее идти вперед с подкреплением, лекарствами и повозками, чтобы оказать помощь раненым. Вашингтон, проведший в седле уже 12 часов, собрал последние силы и пустился в путь через черный ночной лес. «Ужасные сцены, являвшиеся во время того ночного перехода, невозможно описать, — вспоминал он. — Трупы, умирающие, стоны, жалобы, крики раненых о помощи на протяжении всей дороги могли бы пронзить и самое твердое сердце». По его подсчетам, британцы потеряли 300 человек убитыми и столько же ранеными (на самом деле их потери составили около тысячи человек, тогда как у французов и индейцев было всего 23 убитых и 16 раненых), и по меньшей мере две трети из них подстрелили свои же. Качаясь в седле и стараясь не заснуть, он вновь прокручивал в уме сцены боя и скрипел зубами от ярости, вспоминая, как англичане стреляли в своих и трусливо бежали от горстки французов.