Слезы пустыни - Халима Башир
После жестоких комментариев бабули об острых когтях и сожранных малышах Мо был близок к слезам. Его нижняя губа дрожала, что всегда было первым признаком. Что касается Омера, ему все это страшно нравилось. Я взяла Мо за руку и попыталась сменить тему:
— Так что же он сделал с хьяром? — спросила я.
— Разумеется, ободрал его, — ответила бабуля. — У хьяра была красивая ярко-желтая шкура с коричневыми пятнами. И вернулся в деревню, перекинув ее через спину ишака. Все дети бежали с восторженными криками: «Смотрите! Смотрите! Охотник убил хьяра! Охотник убил хьяра!» Он отправился на базар и продал шкуру за большие деньги. Раньше делали прекрасную обувь из кожи хьяра, знаете ли.
Я задумалась: отчего теперь больше не делают обувь из шкуры леопардов? Не потому ли, что большинство их истребили? Мы знали, что несколько леопардов осталось, потому что порой слышали их рык. Но они водились глубоко в лесах Марры и держались как можно дальше от людей.
В следующий раз, собравшись втроем, мы по настоянию Омера выследили внуков этого старика, деревенского убийцы леопарда. Мой младший брат бросил им вызов на бой.
— Ха! — воскликнул он, поколотив их. — Ха! Может, ваш дед и убил хьяра, но вы не смогли победить меня! Я стану самым великим охотником на леопардов!
* * *
Тогда как бабуля всегда рассказывала нам о семье, клане или племени, мой отец пытался просвещать нас в более широком отношении: говорил об истории Судана, о других культурах и дальних странах. У Омера не было времени на такие вещи, Мохаммед был к ним равнодушен, но я слушала с жадным интересом. Однако бабуля полагала, что опасно отвлекать нас от непреходящих ценностей деревенской жизни. Битва взрослых за власть над нашими умами вспыхивала с особой яростью, когда дело касалось радиоприемника.
Однажды отец пришел домой с крошечным, видавшим виды радиоприемником, который он купил в ближайшем большом городе. У приемника имелась шаткая антенна, наполовину укрепленная липкой лентой. Каждый вечер отец пытался настроить его на новости. В особенности он уважал Би-би-си. Он говорил мне, что не поверит ни слову из суданских новостей, пока Би-би-си их не подтвердит. Так я начала узнавать, что в нашей стране действуют темные силы и что мало чему из того, что они говорят, можно доверять.
Радио в нашей деревне имелось далеко не у всех. Как ни странно, учитывая, что это была «новомодная технология из внешнего мира», бабуля сделалась его величайшей поклонницей. В основном потому, что радио служило неким символом нашего высокого общественного статуса. Каждое утро она выносила приемник на улицу и ставила у хижины. Бабуле было все равно, что слушать, лишь бы не новости. Она вертела настройки, пока ей не попадалась какая-нибудь зарубежная музыкальная программа, которую она оставляла на весь день и на полную мощность. Разумеется, бабуля не понимала ни слова. Скорее всего, ей просто нравился шум.
Вернувшись вечером домой, отец забирал радио и пытался перенастроить его на волну Би-би-си. Я знала, что его все это очень расстраивало, но он никогда не жаловался. Он просто придумал способ поладить с бабулей. Во время следующей поездки в город он приобрел гораздо больший приемник, новый, ярко-пурпурный, сверкающий. Когда отец преподнес его бабуле, она пришла в неописуемый восторг. В качестве символа статуса это было самое то.
Отец потихоньку забрал свое маленькое потрепанное радио и вновь установил его во дворе, где оно оставалось постоянно настроенным на Би-би-си. Правда, он не потрудился сообщить бабуле, что у нового приемника очень ограниченный диапазон и он ловил сигнал только в Судане. А его крошечная старая вещица была длинноволновой и могла ловить программы со всего мира. Впрочем, для бабули это не имело значения. Она и так была счастлива: ее радио, большое и солидное, шумело на всю округу.
* * *
Как бы ни хотела бабуля, чтобы наша жизнь была замкнутой, внешний мир оказывал влияние на нас, и часто самым нежелательным способом. К востоку и югу от наших земель жили несколько полукочевых арабских племен — ризейгат[4], хамар[5], таиша[6] и другие. Мы называли этих людей арао — словом, которое для нас означает «арабский враг». Между арао и нами, черными африканскими племенами, никогда не было большой любви. Если нам грозили неприятности, ждать их следовало непременно со стороны арао.
Отец нанял хири карда — пастуха — приглядывать за нашими коровами и козами. Этот мальчик лет восьми происходил из соседнего племени черных африканцев — биргид. Я не смотрела на него свысока из-за его бедности и зависимого положения. Напротив, мы с Мо и Омером восхищались им, потому что он был старше нас и у него была работа. Нам всегда хотелось помогать присматривать за животными, и нередко он брал нас с собой.
Каждое утро он выводил коз и коров из гори — стойла округлой формы, огражденного ветвями колючего кустарника, загнанными в землю, — и вел их в заросли на поиски хорошего пастбища. Лучшим считалось то, что находилось в предгорьях Марры. Мальчик должен был оберегать скот от диких зверей и следить, чтобы коровы и козы не объедали фермерские посадки, не отбивались от стада и не плутали в горах.
В конце каждого дня он возвращал скотину в гори. Это служило двум целям: толстый барьер из шипов акации не пропускал хищников и отпугивал любого, у кого мог возникнуть соблазн украсть наш скот. На ночь пастух устанавливал грубые ворота из терновника, закрывая вход. Затем он выпускал к воротам одну из наших собак, чтобы та могла предупредить нас о возникшей неприятности.
Однажды днем он прибежал во двор с окровавленным лицом, в изорванной рубахе, сам не свой от ужаса. На него напали арао, когда он гнал стадо на какое-то новое пастбище. Он был всего лишь ребенком, поэтому бросился бежать со всех ног и спрятался в кустах. В мгновение ока все наши козы исчезли. Арао оставили крупный скот и нашего ишака, но коз, маленьких и быстроногих, было несложно отогнать на восток в равнинные пустынные земли арао.
Услыхав об этом, бабуля пришла в
