Черные камни - Анатолий Владимирович Жигулин
«Последнее — неправда. Врешь ты, Чижов, что я тебе рассказывал содержание этой передачи».
«Прекратить разговоры», — оборвал следователь. — И — увести Чижова. Ну, — начал он, — «теперь ты признаешь?!»
«Нет, последнее не признаю…»
А вот еще более интересный документ, следующий в тетради Б. Батуева непосредственно после приведенного выше описания очной ставки с А Чижовым. Он называется «Судьба предателя». Эпиграфы помещены выше заголовка. Цитирую:
Как у Л. Толстого к Анне Карениной. «Мне отмщенье, и аз воздам»
А может быть и не так?!
СУДЬБА ПРЕДАТЕЛЯ
Рос сентиментальным, глуповато-восторженным. Природа должна была дать ему то, чего не хватало его предкам, — лирики сентимент 1. Отец его делал революцию сначала сознательно, затем оброс мхом непротивления и хуже — перестал сознавать то, что делал. Сменял клинок честного воина на пистолет карателя…
Так в оригинале.
Сын рос в среде раздвоенности и двуличия. Это сделало из него революционера фразы и предателя по натуре. Это не могло пройти бесследно. Судьба. Случайно А. стал на путь революционера, но не по убеждению, а в силу сложившихся обстоятельств и скорее в силу дружественных связей. Роковой 49-й. Удар для его отца, это кровь за кровь. Символично. Сын попал в категорию людей, которых его отец арестовывал. У отца в душе раздвоенность, смятение. Он знал, чем это грозит единственному сыну. И, не смея оторваться от этой среды, он откидывал то новое, что ему открылось, сбивал и сына с правильного пути — сделав его в конце концов предателем.
Сына одолели страх, раздвоенность и привязанность к той среде, в которой он вырос, — он понял, что здесь спасение, хотя бы частичное — предательство своих товарищей. И он встал на путь циничного и подлого предательства, выдавая его за чистосердечность и раскаяние. Случай на очной ставке — шедевр, недосягаемый по наглости и чудовищности. Сыну простили его товарищи и даровали жизнь 1, но для себя он не обрел спокойствия — ни раскаянием полным письмом, ни попыткой представить отца своего человеком, вставшим на путь сопротивления темным силам МГБ.
АРЕСТ БОРИСА БАТУЕВА
Эта глава написана со слов Бориса Батуева. Рассказывал Борис о подробностях своего ареста нечасто и только абсолютно близким друзьям: Ю. Киселеву, мне, В. Рудницкому, В. Радкевичу, Н. Стародубцеву.
Сначала несколько слов о месте действия, знакомом и дорогом для меня с раннего детства.
Коренные воронежцы, родившиеся не позже середины 30-х годов, или люди, поселившиеся в Воронеже до войны, отлично должны помнить примечательную в то время Манежную площадь, расположенную примерно посередине Петровского спуска — от Петровского сквера к старому (постройки около 1900 года), но уже железобетонному мосту. Площадь была почти плоской, с легким покатом к реке там, где и по сей день существует Собачий сквер. Этот сквер был большим и густо-зеленым, окруженным оградою из вертикально прикованных к поперечинам железных труб зеленого цвета. Главной примечательностью Манежной площади, мощенной теплым круглым булыжником, был и остался манеж, точнее, арсенал петровского времени.
На Манежной площади было несколько ларьков и магазинчиков, керосиновая лавка Знаменита Манежная площадь в военное время была тем, что в нее попала одна из немногих сброшенных немцами на город трехтонных фугасных бомб. Летчик метил, видимо, в ярко заметную красную крышу арсенала, но промахнулся — попал в керосиновый ларек. Ветхое строение вместе с пустой керосиновой бочкой испарилось, и на его месте образовалась воронка диаметром метров в десять и глубиной до пяти метров. К сорок девятому году воронку засыпали и опять замостили булыжником. Вокруг Манежной были руины, хрупкие кирпичные коробки. Но на площади построили несколько ларьков, в том числе и пивной.
17 сентября, в теплый, почти жаркий день, Борис Батуев возвращался от Славки Рудницкого, который жил на улице Сакко и Ванцетти, сбегавшей от площади параллельно реке на север, к Девичьему монастырю. Ему, естественно, захотелось выпить пива. Он стал в очередь. Вокруг толпились люди с пивными кружками в руках. Когда очередь уже совсем подошла, Бориса окликнул молодой незнакомый, но весьма уверенный мужской голос:
— Товарищ Батуев! Можно вас на минуточку? Борис не обернулся, а лишь тихонько опустил правую руку в карман широкого пиджака. Карман был углублен и обшит изнутри кожей. Борис снял с предохранителя свой «вальтер» (один патрон был уже в стволе, в патроннике, восемь — в обойме, запасная обойма и патроны россыпью — в левом кармане) Незнакомец протиснулся к Борису сквозь толпу и жестко похлопал его по плечу:
— На одну минуточку, Боря! Я из университета. Борис левой рукой взял кружку пива Машинально посмотрел на часы Было ровно 3 часа. Сдачу брать не стал и обернулся:
— Слушаю вас.
— Нам надо отойти на пару минут. Тут шумно. Давайте отойдем.
— Никуда не отходить! — раздался голос продавщицы. — Собирай тогда за вами кружки. Пейте здесь! Кружки, кружки пустые скорее давайте!
Борис, сдувая пену, рассмотрел человека, которому он зачем-то понадобился. Это был рыжеватый среднего роста тихарь в пиджаке, лет двадцати пяти, с беспокойными глазами.
— А в чем дело-то?
Борис сдувал пену и искал глазами второго. Второй стоял вне толпы, метрах в десяти-двенадцати.
— Я из ВГУ, насчет спартакиады. Вы ведь участвуете?
— В твоей «спартакиаде» я не участвую.
— Все равно нам надо поговорить. И тихарь вынул из нагрудного кармана красную книжечку с золотой крупной надписью: «МГБ СССР».
— Знаешь что, голубчик,…положил я на твое удостоверение!
— То есть как?!
— Обыкновенно, — сказал Борис, ставя пустую кружку на прилавок. — Обыкновенно — сверху! Раскрой удостоверение! — Тихарь раскрыл. — Печать неясная, поддельная. Знаю я вас, бандитов.
Народ, пьющий пиво, почуяв недобрый шухер, начал отходить в стороны. Продавщица притихла. Борис постарался стать так, чтобы собеседник находился между ним и вторым оперативником. Собеседник увещевал (народ отошел, можно было говорить яснее).
— Вы нужны мне на несколько минут. Просто пройдем в Управление. Вас расспросят в качестве свидетеля и отпустят. Даю слово.
— Честное комсомольское?
— Честное комсомольское, — обрадовался рыжий.
— Не верю! Честное сталинское?
— Честное сталинское!
— Все равно — пошел-ка ты на…!
Тогда рыжий сделал быстрое движение правой рукой за левый борт пиджака. Но он еще не успел вытащить пистолет, как на него глянул черным девятимиллиметровым зрачком Борькин «вальтер».
— Пока ты достанешь и снимешь с предохранителя свой «тэтэшник», я вшибу в тебя четыре пули! Впрочем, и двух хватит. Понял?
— Понял…
— Ты знаешь, кто я?
— Сын Виктора Павловича Батуева.
— То-то же! Ладно, я пойду с тобой. Только спокойно, без резких движений вытащи пистолет.
