Борис Стадничук - Сократ: учитель, философ, воин
Неведомый Господь
Но как познать истинные цели Божества и не ослепнуть во время этих попыток? Сократ никого ничему не учил, он просто задавал вопросы. Если его собеседники были людьми честными и неглупыми, они пытались найти ответы и чаще всего не находили. А если находили, то ответы были обычно «отрицательными».
Вспомним еще раз софистов и их софизмы, доказывающие отсутствие абсолютной истины. Один из самых знаменитых сформулирован примерно так: если существует всемогущий Господь, в состоянии ли он совершить что-либо, ограничивающее его всемогущество? Этот софизм куда серьезнее того, который о рогах, и того, который о денежных расчетах между Протагором и его учеником, и того, что о лжецах-критянах. В нем главный вопрос софистики – существует ли абсолютная истина? – ставится открыто и точно. И мы видим, что ответа логика не даст. Если Всемогущий может ограничить свое могущество, то он не Всемогущий. Если не может, то тоже. Замкнутый круг.
Через 500 лет после Сократа христианство найдет выход. Господь всемогущ настолько, что законы логики, которые он же и создал, на него не распространяются. Не вмещается он и в рамки философских терминов, и вообще в языковые формы. А человек отнюдь не всемогущ, поэтому постичь этого не в состоянии. Фразу Credo quia absurdum («верую, ибо абсурдно») произнесет один из «отцов церкви», христианский философ Тертуллиан, и эти его слова с тех пор остаются краеугольным камнем любой религиозной философии. Вера выше логики, и смешивать ее с наукой не стоит.
Демон против абсурда
Ответы софистов Сократа не устраивали. Но и до создания универсальной мировой религии тогда еще было далеко. Не только слушатели Сократа, но и он сам не был готов принять Бога, не постигаемого разумом. Вряд ли его устроил бы ответ Тертуллиана.
Тогда, возможно, судьи Сократа были правы? Учитель вооружил несмышленых юношей новым убийственным оружием – железной, даже стальной логикой. Против этого оружия старые предохранители – вера в незыблемость традиций, простых и понятных языческих богов и созданные ими законы – оказались бессильны. Особенно если оружие логики попадало в руки таких сильных и необузданных натур, как Алкивиад. Конечно, правы те, кто говорит, что убивает не оружие, а владеющий им человек. Но он, чтобы не быть опасным для всех вокруг, должен руководствоваться какими-то незыблемыми правилами. И Сократ попытался хотя бы одно такое правило установить. Назвал он его Демоном, местом обитания определил душу. И призвал во всех сложных случаях, когда логика не может подсказать абсолютно правильное решение, прислушаться к глубинам своей души.
Познай своего демона
Рассказы Сократа о Демоне (Даймонионе) были многим его современникам и соотечественникам непонятны и породили множество анекдотов. Вот рассказывали, например, что шел однажды Сократ по улице, сопровождаемый группой учеников. Вдруг остановился – и словно бы к чему-то прислушался. Затем объявил, что дальше идти нельзя – Демон не советует. И свернул в боковой переулок. Большинство последовало за ним, но некоторые, посмеявшись над странным вмешательством Демона в такой малозначительный вопрос, пошли прежним путем. «И вот, когда они проходили по улице Ваятелей мимо судебной палаты, им навстречу выбежало тесно сплоченное стадо покрытых грязью свиней. Посторониться было некуда, так что свиньи одних сбили с ног, других обмазали сплошь грязью»[17]. После этого происшествия его участники со смехом, но и с некоторым страхом вспоминали, как всегда заботится о Сократе его Демон. Из анекдота видно, что его авторы понимали сократова Демона слишком буквально: представляли его в виде пресловутой черной кошки, перебежавшей дорогу. В том же духе другое истолкование – его, как и предыдущее, приводит Плутарх (живший через 400 лет после Сократа): демон Сократа – просто «чихание, свое ли собственное или чужое. При этом если кто-либо другой чихнул справа, или сзади, или спереди, то это побуждало к действию, если же слева, то заставляло воздерживаться; собственное же чихание утверждало в намерении совершить намеченное действие, но удерживало от завершения того, что уже было начато»[18]. Ясно, что те, кто пересказывал эти истории или смеялся над ними, либо ничего не понимали в главной заповеди Сократа «познай самого себя», либо делали вид, что не понимают. Ведь сократовский Демон – это не что-то внешнее по отношению к нему. Это вовсе не черная кошка, не чихание, не рассыпанная соль. Это нечто, живущее в душе человека, непостижимая и необъяснимая способность различать добро и зло. Можно, конечно, назвать ее интуицией. Но Сократ прислушивался к Демону вовсе не для того, чтобы избежать столкновения со стадом свиней, а чтобы не совершить нравственную ошибку. И тогда вернее будет назвать Демона «голосом совести». А «познать самого себя», помимо и прежде всего прочего, – значит научиться слышать и узнавать этот голос. Спустя 2000 лет Иммануил Кант назовет эту способность «категорическим императивом», «нравственным законом» и тоже будет говорить о невозможности ее объяснить.
Не только разум
Потенциально эта способность есть в душе любого человека – она и отличает его от животного. Животное руководствуется инстинктами и рефлексами. Человек, в общем-то, тоже. Но кроме них есть еще разум. А кроме разума – «нравственный закон», то есть Демон. Животному легко: перед ним не стоит проблема выбора. Во всех спорных случаях оно руководствуется инстинктами или просто следует за вожаком. Когда Алкивиад спорит с Периклом, он указывает на то, что слепо подчиняться законам – значит вести себя как животное из стада. Надо ставить вопросы: а зачем, а почему, а действительно ли это выгодно? – и, найдя ответ, поступать соответственно. Даже если это расходится с общим мнением и законами. И если бы Сократ учил Алкивиада только этому, то он действительно был бы достоин осуждения. Но Алкивиад потому-то и боялся Сократа больше, чем всех спартанцев и персов вместе взятых, что знал: Сократ – не Перикл. Обсудив, что разумно, а что нет, он не остановится, а начнет взывать и к душе – то есть к совести, к Демону Алкивиада, который, конечно, тоже говорил с ним, как с любым достаточно умным человеком, но часто отвергал то, что разум посчитал выгодным и поэтому правильным. И, наверное, Алкивиад часто выбирал вроде бы самый разумный вариант, но тот оказывался плох. Не потому что невыгоден, а потому что плох. В нравственном отношении, а не в материальном.
Неразумно было выручать из беды раненых и окруженных врагами товарищей – ведь наиболее вероятным результатом была собственная смерть. Да и биологический инстинкт самосохранения тоже подстегивал: беги, спасайся. Но Алкивиад не бросил друзей и помог пробиться к своим. Он любил притворяться циником, но в глубине души им не был. Жаль только, что в глубину своей души он заглядывал, только если рядом с ним был Сократ. А поскольку потом он много лет не видел Сократа, то попросту свернул своему Демону шею и заставил совесть замолчать навсегда. В этом и отличие Всемогущего и Всеобъемлющего Создателя Тертуллиана от личного Демона Сократа. Демон, хотя и не зависит от логических законов, «живет» непосредственно в человеческой душе и, возможно, просто является одной из ее функций – не исключено, что и главной. А непознаваемый Господь авраамических религий – повсюду и во всем. Поэтому законы, установленные им, универсальны и дают не только отрицательные, но и положительные ответы. С Демоном сложнее. Он только в тебе. И если ты отказываешься его слушать, то хаос окружающего мира тебя победит. Верить во Всемогущего, одного для всех Бога намного легче. Беда только, что эта вера очень быстро для многих превращается в такой же набор суеверий и ритуалов, как и вера наших предков в языческих богов древности.
В общем, мы можем сделать вывод, что Сократ, конечно, не был безбожником, если под безбожием понимать атеизм или даже просто материализм. Как мы видим, он верил не только в атомы материального мира, но и в существование иных миров, высший свет истины и любовь, которая связывает человека и Бога.
Сократ смеялся не над Богом, а над маленькими языческими божками, нелепыми суевериями, владевшими нехитрыми умами его современников, да и сегодня более распространенными, чем настоящая вера. Во все времена людей привлекала не философская, а прагматически-магическая сторона религии. Принеси жертву сладострастнику Зевсу. Зажги свечку. В определенный час в определенном месте прикоснись лбом к земле и пробормочи несколько слов на непонятном тебе языке – и Бог, который до сих пор не был уверен в твоей преданности, проникнется к тебе расположением и обязательно поможет в твоих делах и делишках, даже не слишком благовидных. И Сократ хорошо понимал, что большинство его судей тоже именно так и рассуждают.
