Жизнь с гением. Жена и дочери Льва Толстого - Надежда Геннадьевна Михновец
Утраты постигали и сыновей, и дочерей, но у последних ситуация складывалась драматично. 12 апреля 1900 года у Андрея Львовича родилась Софья, а через три недели, 3 мая 1900 года, Лев Толстой со старшей дочерью Таней спешил к Марии, которую «они застали в Пирогове опять больной, после выкидыша»[550]. Однако иногда время утрат у сыновей и дочерей почти совпадало: 24 декабря 1900 года умер первенец Льва Львовича – Лев, а 27 декабря в Ясную Поляну пришло известие, что у Татьяны родилась мертвая девочка, и через месяц с небольшим, в феврале 1901 года, Мария родила мертвого мальчика; позже, в ноябре 1901 года, Татьяна вновь лишилась ребенка – на этот раз это был мертвый мальчик. После первых родов Татьяна сказала матери: «Глядя на мертвую девочку, я только понюхала, что такое материнское чувство, и ужаснулась перед его силой»[551].
Софья Андреевна, рожавшая шестнадцать раз и при этом благополучно разрешившаяся тринадцатью детьми, с болью размышляла о судьбе двух старших дочерей: «Очень огорчали меня мои обе дочери. Постоянные выкидыши изнуряли их обеих; а к физическим страданиям примешивались страданья душевные, погибала мечта иметь ребенка, чего они обе страшно желали. Сколько ни советовались с акушерами и докторами – ничего не помогало. И они плакали и огорчались. Бедная Маша так и умерла, не имев живого ребенка. А у Тани из шести мертвых родилась только одна живая, Таня»[552]. Все дети Татьяны Львовны «рождались мертвыми, их было семь, так же как у дочери Маши»[553]. Цифры из двух последних фраз противоречат друг другу, но, по-видимому, Софья Андреевна подсчитала количество родов – по семь на каждую, из них только одни кончились благополучным разрешением живым ребенком. Рифма важных событий в жизни молодых женщин была неточной.
В ноябре 1898 года к беспокойству беременной Марии доктора, по-видимому, не прислушались, приехавшая же в Ясную Поляну Софья Андреевна была рада встрече с родными, о дочери она беззаботно, с легким налетом недоверия написала: «Застали всех здоровыми, ласковыми. Маша, кажется, ничего. Доктора говорят, что могло движение ребенка вовсе не быть, а еще будет, а она себе вообразила движение или просто соврала и себе, и нам. Она очень весела и бодра, и такая беленькая, нежная и хорошенькая»[554]. Что-то тревожило Марию Львовну; по-видимому, об этом она сообщила отцу, который в ответном письме от 9–10 декабря подбадривал дочь: «Сейчас получил от тебя, Маша, письмо. Спасибо. Какая загадка твое положение! Меня оно не переставая занимает. Давай, Маша, всему радоваться: и твоему положению, что есть случай проявить свою веру»[555]. Однако через полмесяца, в канун нового, 1899 года, произошло печальное в жизни супругов Оболенских событие. Вспоминая о том злополучном дне, Софья Андреевна обобщила всю историю семейной жизни дочери Марии: «Она с самого замужества все хилела и нервничала; что-то было безотрадное и безжизненное в этом браке». На праздник собралась вся семья, и «в самый день праздника она родила недоношенного 5-месячного мертвого ребенка, мальчика, что повергло ее в полное отчаяние и огорчило за нее всех нас, омрачив ту радость, которую мы испытывали, собравшись все в любимой всеми нами Ясной Поляне»[556].
Беременности раз за разом ухудшали здоровье Марии. 27 февраля 1901 года она писала отцу: «Я очень плохо поправляюсь. Мне уже 16 дней, и я все еще не хожу. Два раза пробовала встать, но приходилось опять ложиться из-за болей…» В другом письме к нему, от 4 апреля, она сообщала: «Я еще не выхожу – все еще ноги плохо действуют»[557].
Дневниковые записи Татьяны Львовны, а также письма тех лет Марии к Татьяне представляют собой уникальный документ, повествующий о том, что молодые женщины, в очередной раз забеременев, обретали надежду, бережно вынашивали младенцев и тревожились из-за собственных болезней, а затем вновь теряли эту надежду. Но дело не столько в этом совпадении переживаний сестер, сколько в рассогласованности тех событий: одна, утратив очередного ребенка, впадала в отчаяние, другая же, напротив, оживала, чувствуя в себе новую жизнь. Каждой привелось испытать по отношению к родной сестре очень сложные чувства: и острую зависть к той, которая, возможно, все-таки родит живого ребенка, и одновременно безграничную радость, что долгожданное чудо, пусть не у нее самой, а у сестры, но наконец-то свершится, и страшное отчаяние от мысли, что и у сестры вновь все сорвется, а значит, им обеим уже не на что больше надеяться.
Отрывки из неопубликованных писем 1902–1903 годов Марии Львовны к сестре помогают раскрыть историю личной жизни двух дочерей Толстого, исполненную глубокого драматизма. Кроме того, они дают нам редкую возможность услышать голос Марии Львовны, а также предельно приблизиться к ней и Татьяне Львовне: если ранее обе сестры были у всех на виду, а события их жизни просматривались со всех сторон, то в женской своей истории они обе почти сокрылись от внешнего мира. Правда, при чтении этой истории остается вопрос, насколько правомерно наше присутствие в ней.
Весной 1902 года обе были беременны, Татьяна боялась вновь поверить в возможность счастья, а Мария надеялась и старалась поддержать сестру. В начале мая Мария Оболенская писала Татьяне Сухотиной в Кочеты: «…по правде сказать, Таня, я тебя не понимаю, не понимаю твоего отчаяния. Я должна тебе сознаться, что, когда я узнаю, что понесла, я не только не огорчаюсь, но я до того счастлива, что прямо ликую и не могу не радоваться и не надеяться. И хотя мои надежды ни разу не оправдались и чаще твоего меня обманывали – я все-таки не могу иначе и очень довольна. И потому-то мне непонятно твое огорчение. 〈…〉 Ну вот, я, кажется, тебя вздумала утешать, но я больше по опыту и любя, и мне хочется, чтобы ты не была мрачная и легче носила. 〈…〉 Я была очень больна здесь дней пять, какая-то не то инфлюэнца, не то лихорадка, и злюсь. Очень страдала сначала флюсом, потом, когда он прорвался, ужасными болями во всем теле, а главное, в жилах. Доктор думал, что это легкое заражение крови. Я очень мучилась и беспокоилась за ребенка, но пока обошлось благополучно, и в животе, кажется, все пока нормально. Сколько моему бедненькому малышу испытаний; если он выживет, будет удивительно»[558].
В июле Михаил Сергеевич Сухотин серьезно заболел, у него было воспаление легкого с плевритом, и Мария, зная об
